Сегодня в начале беседы я хочу вместе с вами немного поразмышлять об одном даре, который есть у каждой из нас. Святитель Игнатий и другие святые отцы называют его одним из величайших даров Божиих. Этот дар отличает человека от всех прочих земных созданий, делает его венцом творения и уподобляет его Самому Богу.

И может быть, кто-то уже понял, что я говорю о даре слова.

Он дан нам не случайно. Мы получили его для того чтобы словом своим возвещать о Боге.

И, конечно, возвещать о Нем мы можем не только прямой проповедью, но и вообще любым словом, сказанным в евангельском духе: в духе кротости, смирения, любви.

К сожалению, мы иногда используем этот дар неправильно, и, вместо того чтобы возвещать словом о Боге, возвещаем о страстях, о грехе. Как это происходит?

Вот, например, у нас срочный выезд, а сестра, которая должна ехать вместе с нами, почему-то задерживается. И когда она приходит, мы укоряем ее. Вот мы и возвестили о своих страстях, о своем нетерпении. Или еще пример: мы зашли на чужое послушание попросить какую-то вещь и мимоходом высказали замечание о беспорядке. И вместо того чтобы порадовать ближних, мы уязвили их души.

И сегодня я хотела бы призвать всех нас к тому, чтобы мы своим словом передавали только любовь, возвещали только о Боге. Ведь это же настоящая добродетель – никогда не говорить ближним неприятных слов. И мне хотелось бы, чтобы эта добродетель стала нашей второй природой.

Доброжелательность — просто правило приличия?

Кому-то может показаться, что доброжелательное – это только внешняя добродетель, просто правило приличия. Но в действительности она теснейшим образом связана с нашей внутренней жизнью. Насколько мы умеем следить за своей речью, настолько мы и преуспеваем духовно.

И теперь давайте поговорим более подробно о том, почему так важна эта добродетель.

Во-первых, мы должны уметь сдерживаться, не высказывать сразу всё, что у нас на душе. Сдержанность в речи – это признак человека собранного, человека, который постоянно наблюдает над собой и борется со своими страстями.

Как пишет авва Исайя , «воздержание языка доказывает, что человек – истинный подвижник. Необузданный язык служит признаком человека, чуждого добродетели».

Даже среди людей, далеких от Церкви, бытует представление, что порядочный, воспитанный человек – этот тот, кто строго следит за своей речью. Например, известный русский писатель говорил: «Я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает».

И, конечно, то, что неприлично для светского человека, тем более не к лицу монаху. Один старец так рассуждает об этом: «Я не могу удержать свой язык – это показывает, в каком непорядке находится мой ум. Не могу отсечь гнев, раздражительность, спорливость. Только скажут мне какое-то слово, тут же что-то выскакивает из меня. Молния не вылетает из тучи с такой скоростью, с какой из моих уст выскакивает ответ. А если выходит из уст, то сколь более – из помысла!»

И так мы можем судить о своем внутреннем состоянии. Если грубые слова вылетают из наших уст быстрее молнии – это тревожный сигнал. Это значит, что мы утратили трезвение, потеряли покаянный настрой, перестали бороться с помыслами. Ведь кто следит за своими помыслами, тот тем более следит и за словами.

Существует и обратная связь. Тот, кто строго следит за своей речью, вскоре научится удерживать и помыслы. Хранение уст – одно из сильных орудий в борьбе со страстями.

Победа над гневом

Привычка следить за своей речью – это одно из оснований нашей духовной жизни. Ведь неслучайно святые отцы называют дерзость матерью всех страстей, губительницей добродетелей. А что такое дерзость? Это и есть невоздержанность в речи, когда человек говорит всё, что хочет.

Вот как пишет об этом старец Емилиан: «Всё, что мы только подумаем и тут же преспокойно выбалтываем, – всё это дерзость. Дерзость – это бесстыдство, это предпочтение своего “я” везде и всегда. Итак, выбирай: или Христа, или себя. Не можешь ты, если у тебя дерзость, быть сыном Божиим. Если ты дерзишь, то жизнь твоя будет безуспешной, расстроенной, всё твое житие станет вялым, ты будешь переживать дряхлость, сухость сердца».

И, наоборот, когда мы хранимся от дерзости, то наше сердце оживает, становится способным к добродетели. Чем строже мы храним свои уста, тем мы сильнее в борьбе со страстями. И с помощью молчания и молитвы мы можем победить любые, даже самые грубые страсти, например, страсть гнева.

Один древний подвижник, авва Иперхий , говорил, что «человек, не удерживающий языка во время гнева, не возможет удержать и самой страсти». И можно сказать и наоборот: кто в гневе старается удерживать язык и при этом усердно молится, тот обязательно победит эту страсть.

Многие из вас читали жизнеописание старца Иосифа Исихаста и, наверное, вы помните, что в юности он был чрезвычайно гневлив, не проходило и дня, чтобы он с кем-нибудь не поссорился. Как он сам говорил, он был способен в гневе убить человека. В монастыре он жестоко боролся с этой страстью. Однажды с ним был такой случай.

Он жил на Катунаках со старцем Ефремом, и как-то раз монах из соседней каливы начал всячески поносить отца Ефрема из-за границы, которая проходила между их каливами. Старец Ефрем по своей кротости и мягкости ничего не отвечал, а Франциск (так тогда звали отца Иосифа) сразу возгорелся гневом: сердце его бешено забилось, кровь закипела в жилах, в голове помутилось от ярости. Ему хотелось выбежать из каливы, чтобы выбранить этого человека, но вместо этого он бросился в храм.

Распростершись там на полу, проливая слезы, он начал молить Пресвятую Богородицу: «Помоги мне! Помоги мне сейчас, Пресвятая Дева! Христе мой, спаси меня! Помоги мне, спаси меня, укроти страсть». Постепенно Франциск успокоился и пришел в разум. Он почувствовал, что страсть утихла и в сердце его воцарился мир.

Тогда он вышел из каливы и кротко сказал обидчику: «Э, да это не стоит таких усилий. Мы пришли сюда не для того, чтобы наследовать каливы, масличные деревья и скалы. Мы пришли сюда ради души нашей, ради любви. Если мы потеряем любовь, то потеряем Бога. Что же, геронда, мы оставили родителей, оставили столько всего, а теперь будем из-за этого браниться, станем посмешищем для “ангелов и человеков” и для всякой твари?»

Позднее старец Иосиф признавался: «Это была моя первая победа в начале поприща. С тех пор я почувствовал, что гнев и раздражение уже не действуют во мне с таким напряжением. Кротость начала ласкать мне сердце». И как мы знаем, со временем отец Иосиф стяжал необыкновенную кротость и любовь.

Так и мы можем победить и гнев, и многие другие страсти, просто понуждая себя к молчанию и молитве. И для этого нам не нужно ждать случая, когда нас будут поносить, как поносили старца Иосифа. С нами, скорее всего, такого и не случится.

Но если в любой самой мелочной ситуации, когда ближний чем-то досаждает нам, мы молчим и стараемся молитвой изгнать досаду из своей души – это уже подвиг, который очищает наше сердце.

Когда просто тяжело…

С нами может случиться и нечто подобное тому, что было с одним послушником, о котором рассказывает старец Силуан . К этому послушнику обратились с простой просьбой, а он был болен, страдал телесно и душевно, и нечаянно у него вырвались слова досады.

Вот как это произошло: «Был у нас в монастыре послушник, который упал с дерева при сборе маслин, и отнялись у него ноги. Когда он лежал в больнице в Преображенском корпусе, умер монах, лежавший рядом с ним, на соседней кровати. Служитель стал приготовлять тело умершего к погребению, и попросил больного послушника подержать иголку. Больной ответил: “Что ты меня беспокоишь?” Но после этого слова душа его стала немирна, и тогда позвал он духовника и исповедал ему свой грех преслушания. Мудрый поймет, почему душа монаха стала немирна, а немудрый скажет, что это пустяки».

В нашей жизни такие ситуации бывают часто. Нас просят о чем-то, когда мы больны или расстроены. И вот, сказав всего несколько слов, мы можем лишиться мира и молитвы. И, наоборот, удержавшись от слова противоречия, мы совершим маленький подвиг, который принесет в нашу душу благодать.

И мне хочется повторить, что вся наша жизнь может состоять из таких небольших подвигов. Со стороны может казаться, что мы ничего особенного не делаем и внешне подвизаемся не больше других. А между тем мы побеждаем страсти и преуспеваем день ото дня.

Наша речь как зеркало

Есть еще одна закономерность в нашей духовной жизни. Человек, подвизающийся в молитве, не может быть грубым с ближними.

Говорил, что если ты груб в отношениях с людьми, то это настораживает. Это знак того, что в твоей духовной жизни что-то идет не так.

Ведь настоящая молитва облагораживает человека, умягчает, истончает его сердце. Когда человек молится, он начинает тонко чувствовать души других людей.

Он становится осторожным и следит за собой, чтобы не огорчить ближних даже одним взглядом, или одним жестом, а тем более словом.

В отношении слов он трезвится особенно, потому что слово имеет ни с чем не сравнимую силу. Словом можно и утешить, и ободрить, и возвысить, и в то же время и оттолкнуть, и ранить душу другого человека. В одной дореволюционной книге по этикету есть такое точное наблюдение: «Грубые речи и резкие слова навлекают недоброжелателей больше и убивают доброе расположение чаще, нежели дурные поступки».

Слово — острый нож

И, наверное, каждая из вас знает по себе, что боль, причиненная резким словом, может жить в душе очень долго. Не случайно есть такое выражение: «Слово – как нож острый». И очень серьезен грех, который мы совершаем, когда раним ближнего словом. Причем нас не оправдывает то, что мы, например, были в тяжелом духовном состоянии, или что ближний, которого мы обидели, плохо себя вел.

Старец Емилиан так пишет об этом: «Подумайте, сколько мы говорим друг другу обидных слов! И все свои слова мы найдем наверху, на небесах. Как правило, когда мы говорим что-то неприятное ближним, то оправдываемся: “Да он меня оскорбил, он стыд всему монастырю!” Или: “Да он не слышит, не понимает, не хочет!” Однако что же, вылетело у тебя словцо? Ты не вернешь его, хоть бы пролил реки слез. Сказал ты брату: “Ах, да какой же ты бестолковый”? Кончено дело. Пролей кровь, подставь голову под топор – а слово твое останется.

Поэтому отцы и говорят: пусть внутри нас будут страсти, пусть в нас будет даже не один легион, а многие легионы бесов, бросающих нас оземь и заставляющих исходить пеной, – ничего. Словцо, которое мы скажем в адрес ближнего, хуже. Легионы бесов мгновенно изгоняет Христос и бросает их с кручи в море Гадаринское. А вот слово, которое мы скажем, Он исправить не может. Слово становится птичкой и летит, куда хочет. Оно разбрасывает твой грех повсюду и открывает его всем святым и всем ангелам, и ты найдешь его там, на небесах».

Кто-то может спросить: «Но неужели слово действительно не прощается? Ведь любой грех, в котором мы покаялись, прощается». Да, конечно, мы всегда каемся в прегрешении словом, как и в любых других. Но в душе ближнего все равно остается рана – и с этим мы уже ничего не можем сделать. Например, мы сказали кому-то неприятное слово, обидели человека. И вот мы давно уже покаялись, а человек-то страдает.

И мало этого. В расстройстве он пошел и тоже кого-то обидел, может быть, и не одного человека, а нескольких. А некоторые из этих людей в свою очередь ранили других. Наконец где-то вспыхивает крупная ссора. И вот мы как будто бы не имеем отношения к этой ссоре, но первопричиной было неприятное слово, которое сказали мы. И потому все эти раненые души – на нашей совести.

Цепочка обид и ссор может быть бесконечной. И потом, на Страшном Суде, мы встретим всех людей, пострадавших по нашей вине. Да, покаяться в слове можно – но представьте, каким должно быть наше покаяние, чтобы изгладить такой тяжкий грех!

И потому запомним: с каким бы человеком нам ни пришлось общаться, пусть даже у него очень тяжелый характер, пусть он причиняет нам обиды, – все равно мы не имеем права ранить его словом. Мы не знаем, какие это может иметь последствия – вплоть до погибели души этого человека.

Как сделать добрых злыми, а злых — добрыми

И между прочим, замечено: если мы говорим ближним неприятные слова, то мы всех вокруг видим грешниками. Когда же мы начинаем следить за собой, не позволяем себе огорчить никого даже одним словом, то вдруг обнаруживаем, что вокруг нас – одни ангелы, добрые, кроткие, любящие нас.

Почему так произошло? Конечно, потому, что ближние откликнулись на нашу доброту, сердца их раскрылись для нас. Как пишет преподобный Макарий Великий , «слово гордое и злое и добрых людей делает злыми, а слово благое и смиренное обращает к добру и злых». В то же время, когда мы стараемся никого не обижать, то и сами смягчаемся, приобретаем добрый, не осуждающий взгляд.

Расскажу вам одну мудрую притчу. У ворот некоего города сидел старец. Однажды к воротам пришел странник и спросил его: «Что за люди живут в этом городе?» Тот ответил вопросом: «А какие люди жили там, откуда ты пришел?» – «О, это были ужасные люди! Злые, сварливые, с ними невозможно было ужиться!» Тогда старец сказал: «В этом городе ты встретишь точно таких же». Странник покачал головой и отправился дальше.

Вскоре у ворот показался другой странник и тоже обратился к старцу с вопросом: «Какие люди живут здесь?». И так же, как первого, тот спросил его: «А какие люди жили там, откуда ты пришел?» – «Прекрасные люди! Добрые, дружные, гостеприимные». – «И здесь ты увидишь таких». И странник с радостью вошел в город.

Тогда старца спросили: «Кому же из них ты сказал правду, а кого обманул?» Он ответил: «Я сказал правду обоим. У каждого человека внутри свой особый мир и он несет его с собой повсюду, куда бы ни пошел».

И мы своими словами сами создаем вокруг себя мир. Если слова наши добрые, то и мир вокруг нас становится добрее. И конечно, слова, которые мы говорим, влияют не только на наши отношения с ближними, но и на нашу внутреннюю жизнь, нашу молитву.

Сказал грубое слово — молитвы не будет

Те, кто читал дневники праведного Иоанна Кронштадтского , могут вспомнить множество случаев, когда он был несдержан в словах, обижал ближних и после этого чувствовал оставление благодати. Зачитаем один из этих случаев:

«Дома случилась со мною внезапная буря духовная от моего нетерпения, самолюбия, своенравия и злобы: обиделся на то, что жена моя, этот ангел-хранитель земной, несколько раз остановила меня при входе и выходе из квартиры словами: “Тише, тише… Руфина спит”.

Мне бы надо уважить ее предостережение, почтить ее сердобольную о дитяти любовь, а я возревновал на то, что она бережет крепко младенца и не бережет меня, трудящегося непрестанно, и раскричался на нее с сердцем, и ногою топнул, и с горечью и жалостью говорил разные обидные слова.

О, как я упал нравственно, как смутился и расстроился духом! – и это пред обедней. Долгого покаяния и слез и многократного припадания к престолу милостивого Владыки стоило мне прощение грехов, восстановление в мирное состояние и обновление. Пол-литургии я плакал пред Господом, каясь в своих согрешениях, в своем безумии, в своей бессловесной ярости.

Господь призрел на мои слезы, на мое искреннее, горячее покаяние и простил мне вину мою, отъял сердечную тесноту и даровал мне мир и утешение. Это было истинное воскресение из мертвых. Славлю милосердие Божие, бесконечное долготерпение его ко мне, грешному. Какой урок мне на будущее время: не раздражаться, не озлобляться, не быть своенравным, обуздывать свои страсти!»

И мне хочется привести еще пример, из жизни старца Арсения Пещерника: «Однажды он сказал своей братии следующее поучение:
“Насколько это в ваших силах, следите за тем, чтобы все братия были вами довольны. Если в киновии у тебя хорошие отношения с девяносто девятью братиями, а одного брата ты по невнимательности огорчил, то он становится препятствием в твоей молитве. Однажды один брат положил передо мной поклон и говорит:

— Благослови, геронда. Я опечалил одного брата, и потому молитва не идет.

Я отвечаю ему:

— Ну, ничего страшного. Положи перед братом поклон, чтобы пришла любовь, и молитва вернется снова.

— Геронда, но ведь я положил поклон перед тобой, разве этого недостаточно?

— А вот и нет, – говорю ему, – недостаточно. В чем ты перед ним провинился, за то и попросишь прощения.

Я видел, как внутри него происходит борьба. Наконец он пошел и попросил прощения. На следующий день он приходит снова и говорит мне:

— Спасибо, геронда, за совет. Всю прошедшую ночь я молился с радостью и умилением”».

И каждый человек, который подвизается в молитве, чувствует, насколько сильно его молитва зависит от того, что и как он говорит ближним. Сказал грубое слово, оскорбил ближнего – молитвы не будет. И настоящий подвижник воздерживается не только от явной грубости, но и от того, чтобы говорить холодно, сухо, с безразличием.

Когда правда становится ложью

Кроме того, один из важных навыков для нас – высказывать свое мнение с тактичностью и осторожностью. Об этом я скажу более подробно. Иногда мы высказываем свое мнение, совершенно не задумываясь. Нам кажется: о чем тут думать? Ведь мы говорим чистую правду. Но с точки зрения Евангелия наша правда может оказаться ложью.

Если мы своими словами огорчаем ближнего – то разве можно назвать это правдой? Евангельская правда состоит вовсе не в том, чтобы сказать что-то соответствующее действительности, а в том, чтобы никогда никого не обижать.

И мне хочется привести один пример – из жизни писателя Антона Чехова. Современники знали его как очень мягкого, деликатного человека; в своем общении с людьми он строго держался одного правила – никого не огорчать. Однажды к нему пришла одна барыня с рукописью своего романа. Она была крайне настойчива, почти назойлива.

А Чехов в то время был смертельно болен туберкулезом, ему уже трудно было ходить, говорить и даже просто дышать. И вот он просидел с этой барыней около двух часов, читая и поправляя совершенно бездарное произведение, и ни разу не выказал даже малейшего неудовольствия.

В подобных случаях Чехов признавался, что ему всегда жаль ответить резким отказом, отрицательной оценкой, «огорошить холодным и жестким словом», как он выражался. И как свидетельствуют современники, люди любили общаться с Чеховым, тянулись к нему, у него было много искренних друзей.

А бывает так, что человек вроде бы обладает множеством достоинств, умом, каким-то особым талантом, остроумием, но окружающие почему-то избегают с ним общаться. И всё дело в том, что он привык категорично высказывать свое мнение, не думая о чувствах других людей. Общение с ним не доставляет удовольствия, потому что своими словами он постоянно уязвляет души ближних. Даже если его замечания вполне оправданы, справедливы и разумны, с ними не хочется соглашаться, потому что резкие слова ранят сердце.

У старца Емилиана есть одно точное наблюдение: «Тот, кто настаивает на своей воле, знании, мнении, получает вражду, его никто не любит. У всех, будто у бесноватых, пробуждается против такого человека инстинкт противодействия, желание сказать ему: НЕТ! Конечно, он видит причину в ближних. Но виноват он сам и заслуживает такой доли, он сам стелет себе такую подстилку».

У кого-то может возникнуть некоторое смущение: «Бывает, что настоять на своем мнении необходимо ради пользы дела. Как быть в таком случае?» Но на самом деле, настойчивость и категоричность как раз приносят мало пользы, а часто даже и вредят делу. Вы, наверно, и сами это не раз замечали.

Вот, например, мы говорим подчиненным: «Да ведь это никуда не годится! Я вас уверяю, это всё нужно переделать от начала до конца. Нет, нет, поправить – невозможно! Надо полностью переделать!».

Если мы так сказали, то можем быть почти уверены, что результат дела будет не очень хорошим. Ближние, которых мы оскорбили своим тоном, просто не найдут в себе сил и ревности, чтобы выполнить это дело хорошо. Победа силой – это неправедная победа, она никогда не приносит доброго плода.

И чем больше мы настаиваем, требуем, давим на ближних, тем менее успешно идут наши дела. Ведь главное, что нужно для успеха дела, – это атмосфера мира, любви, доверия. Когда мы общаемся с ближними в таком духе, тогда они охотно слушаются нас и помогают нам с особой радостью.

«Услаждай жизнь ближних — и Бог усладит твою»

И наконец, мне хочется напомнить вам еще об одном правиле нашего общения с ближними. О нем говорит : «Будьте приветливы в общении и сладки в речах своих». Недостаточно только воздерживаться от злых слов, но надо еще и расточать добро. И когда мы говорим с ближними, то на устах у нас пусть всегда будут слова теплые, приветливые, утешительные. Как пишет один старец, «когда беседуешь, пусть лицо твое будет улыбающимся, радостным, пусть из твоих уст льется сладость, течёт мёд».

У преподобного Ефрема Сирина есть похожие слова: «Что мёд и соты в устах, то ответ брата ближнему, данный с любовью. Что холодная вода в жару для жаждущего, то слово утешения брату в скорби».

Приветливость, сердечность в общении можно назвать признаком истинного подвижника. И мне хочется привести один небольшой пример.

Святой Афанасий Великий, составивший житие преподобного Антония Великого, ярко описывает характер этого великого угодника Божия.

Преподобный Антоний проводил строжайшую жизнь, ежедневно боролся с демонами, по полгода не видел человеческого лица, но когда он возвращался к людям, то как пишет святой Афанасий, «он был приятным и учтивым. Слово его было приправлено Божественной солью. Поэтому не было такого человека, который не любил бы святого Антония. Никто не имел к нему ненависти, не завидовал ему, но все радовались и сбегались к нему».

Будем и мы не просто сдержанными и вежливыми, но будем приятными, приветливыми, любвеобильными. Будем приправлять всякое свое слово «Божественной солью» – то есть любовью, нежностью, радостью. И мы почувствуем, как на нас исполнятся мудрые слова, сказанные святым Иоанном Кронштадтским: «Услаждай жизнь ближних – и Бог усладит твою. Словом, происходящим от верующего и любящего сердца, мы можем творить чудеса жизни для души своей и для душ других».

Мы созидаем словом, когда стараемся произносить только те слова, которые угодны Богу, – а Ему угодно любое слово, сказанное с евангельским чувством. Даже когда мы произносим какую-нибудь самую простую, бытовую просьбу, но с любовью, с теплом – то это уже приближает нас к Богу. Мы и сами чувствуем Бога, и люди, находящиеся рядом с нами, тоже ощущают Его присутствие.

И так мы созидаем наше единство, нашу общую жизнь во Христе. Конечно, это бывает нелегко. Евангельское общение выше нашего естества, находящегося в состоянии падения, и потому нередко оно требует подвига.

Старец Софроний в своих беседах рассказывает один случай: как-то некая дама-француженка сказала ему: «Я не представляю, как люди становятся святыми. Ведь это так трудно! Нужно быть вежливым со всеми, но ведь вокруг так много неприятных людей!».

И, вспоминая об этих словах, старец Софроний замечает: «Конечно, святость – это не только вежливость. Но и в самом деле общаться с людьми бывает нелегко. И в нашей маленькой монастырской среде бывают минуты, когда для нас становятся трудными брат или сестра. И как быть вежливыми с ними? Но всё препобеждается молитвой, и если мы с помощью молитвы учимся этому непростому делу – любить друг друга, – то Господь пребывает с нами».

Там, где исполняется заповедь, всегда присутствует Христос. И когда мы произносим одно слово с евангельским чувством, с любовью к ближнему – то будем знать, что в этот момент истинно посреди нас стоит Живой Христос.

И в заключении беседы я хочу призвать всех нас к подвигу евангельского общения – подвигу, соединяющему нас с Богом. Об этом есть прекрасные слова у старца Софрония , которыми я и хочу завершить беседу:

«Помните, пожалуйста, о величии не только Божественного слова, но и человеческого. Когда наше человеческое слово говорится в духе, заповеданном Христом, тогда оно приобретает божественную силу. Оно несет в себе жизнь, истину, потому что оно есть плод живущего в нас Христа… И дай нам Бог силы удержаться на этом монашеском пути и быть ответственными за всякую нашу мысль и за всякое наше слово».

Доклад игумении Домники (Коробейниковой), настоятельницы Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря в Екатеринбурге на круглом столе «Добродетель послушания в современных монастырях: практические аспекты» (Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, 2-3 июля 2018 года)

Ваше Высокопреосвященство, всечестные отцы и матери, благословите!

В начале своего сообщения мне хочется вспомнить притчу Спасителя о птицах небесных и лилиях полевых. Один проповедник задается вопросом: почему Господь ставит нам в пример не человека, а птиц и лилии? Потому что среди людей Господь не нашел ни одного, кто жил бы без тревоги и беспокойства. И потому Он указал на цветы и птиц, говоря: «Если уж о них Бог печется, неужели о вас, Своих детях, не позаботится? Так не тревожьтесь же ни о чем!» И подлинно откликаются на эти слова монахи. В монашеской жизни есть добродетель, которая делает человека свободным от забот, беспопечительным. Что это за добродетель? Преподобный Иоанн Лествичник говорит о ней: «Блажен, кто волю свою умертвил совершенно: он стяжал беспопечительность». Иначе говоря, блажен тот, кто предал себя в послушание.

Мне хочется вспомнить один рассказ митрополита Афанасия Лимассольского, как он в свое время учился этой добродетели: «Когда в юности я решил стать монахом, я начал искать старца, который имел бы умную молитву. Преподобный Паисий посоветовал мне поехать к старцу Иосифу, ставшему впоследствии Ватопедским. Я спросил: “А он знает, как творить умную молитву?” Старец Паисий засмеялся и ответил: “Если другие отцы – учителя этой молитвы, то старец Иосиф – доктор наук”. Когда я приехал к старцу, я думал, что он сразу посадит меня в келью, даст мне огромные-преогромные четки и велит непрестанно молиться. А вместо этого он дал мне ведро со шваброй и отправил мыть трапезную. Мне хотелось возразить: “Так ведь я пришел сюда молиться, а не пол мыть!” Но противоречить старцу было невозможно. Если бы я позволил себе хоть слово, он выставил бы меня за дверь».

Так с первого дня своей монашеской жизни владыка Афанасий узнал, с чего начинается подлинное монашество – с послушания.

И можно целый доклад посвятить тому, как научить монаха правильно мыть пол. Это действительно очень серьезный вопрос, от которого зависит преуспеяние монаха и всего братства. И конечно, вы понимаете, что речь не о том, как вымыть пол чисто, а о том, с каким духом монахи призваны исполнять послушание.

Представим себе такую ситуацию, обычную в монастырской жизни. Монаху совершенно неожиданно дают поручение: подмести двор или пойти на клирос петь, или послужить гостям на трапезе. Если в монастыре любой монах моментально, с радостью соглашается, то можно только порадоваться за такое братство, в котором царит подлинный монашеский дух; среди этих братий истинно присутствует Бог. Но мы знаем, что не всегда бывает так. Порой в ответ на поручение у монаха могут возникнуть помыслы: «А почему я? Разве больше некому?» Или, как только что мы слышали: «Я ведь пришел сюда молиться, а не полы мыть!» Или монаху говорят пойти помыть посуду, а он тут же показывает недовольство, хмурится. И при этом ему и в голову не приходит, что это грех. Он думает, что это естественная реакция. А на самом деле, для монаха это падение. Можно сказать, этим он перечеркивает всю свою духовную жизнь! Один современный старец говорит: «Мы видели монахов, которые ревностно начали свой путь, но в душе у них была трещинка: они порой роптали на послушании. Духовные отцы им говорили: “Остерегись этого сорняка”. Но они не слушали, и маленький сорняк превращался в огромные заросли, которые уничтожали все вокруг».

Исполнение послушания с ропотом, огорчением – один из самых опасных сорняков в духовной жизни. Почему? Потому что он растлевает главную силу человека – его свободную волю – и обращает ее на зло.

Человеческая воля – это могучее оружие. Она дана человеку как щит и меч. И как воин должен уметь пользоваться оружием, так и для монаха жизненно важно искусно управлять своей волей: как щитом ограждать себя от греха и как мечом посекать греховные помыслы. Он призван противостоять греху с большой силой – именно как воин с оружием в руках! Если же монах этого не делает, не следит за тем, куда склоняется его свободная воля, то она, вместо того чтобы служить ему оружием, может превратиться в дикого, злобного пса. Преподобный Исихий Иерусалимский говорит об этом: «Видел я одного пса, который, взбесившись, наравне с волком терзал овец». Воля действительно может взбунтоваться, если монах не научится умело управлять ею. И тогда все его внутренние силы – раздражительная, вожделевательная, умная – придут в неистовство. Поэтому монах призван постоянно, сознательно направлять свою волю к добру, искать Христа всеми своими силами, чтобы не попасть в тяжкое рабство, то есть в рабство своему эгоизму.

В самом деле, разве это не рабство, когда из-за маленького замечания или просьбы человек чувствует, как внутри у него что-то сжимается, и все становится для него мрачным, так что он забывает о Боге, и его душа поникает к земле? Разве это не значит, что внутри у него притаился враг, то есть грех, страсть? Один современный старец, опытный игумен, приводит такой пример: «Человек огорчается, когда что-то происходит не по его воле или когда его принуждают делать то, что ему не нравится. Например, игумен говорит брату: “Оставь это послушание и иди на другое”. Брат тотчас унывает и печалится, потому что это идет вразрез с его мнением, его взглядами. “Зачем, отче, вы меня переводите? – спрашивает он игумена. – Я радуюсь своему послушанию, разбираюсь в нем. А то, которое вы мне предлагаете, я не понимаю и не хочу!” Печаль возникает, когда задевают наше “я”. И в сущности печаль происходит не от того, что нам сделал другой человек, а от того, что сидит внутри нас: от нашего мнения, желания, которое ближний не исполняет, в котором нам отказывает».

Люди склонны видеть причину своих огорчений в чем-то внешнем. Но истинная причина обычно таится внутри человека. И монах призван приобрести духовную зоркость и научиться видеть, отчего действительно возникает огорчение, от каких внутренних причин: может быть, от того что есть излишняя привязанность к какому-то делу или желание настоять на своей воле, то есть в нём присутствует некая внутренняя несвобода. Духовно свободный человек способен принять мнение или волю ближнего, его воля гибка, покорна. В ближнем он видит Христа и свободно покоряется ему. А человек, который не имеет внутренней свободы, держится за свои желания и представления. При этом он парадоксальным образом любит свою несвободу, не хочет с ней расстаться. Он настолько привыкает к внутреннему рабству, что это состояние кажется ему естественным. Один старец говорит об этом: «Мы разговариваем с другими людьми и внутренне противимся им, упорно стоим на своем, заведомо не желая ничего слушать. И все потому, что мы любим свою несвободу. Страшное рабство! Самое худшее рабство из всех существующих. Лучше быть рабами какого-нибудь турецкого аги, чем оставаться духовно несвободными!»

Действительно, самое худшее рабство – это рабство внутреннее, когда человек не хочет ради Господа лишний раз отречься от своего покоя или от своего мнения, когда он не способен исполнить желание ближнего или принять его точку зрения. Все это говорит о том, что человек находится в узах своего самолюбия. Святитель Иоанн Златоуст рисует портрет такого человека: «Вообрази себе самолюбивого. Каких только зол не исполнен он? Тот, кто уязвлен в душе этой страстью, – ропотлив, презрителен к ближнему, надменен, непослушен. Говорят ему сделать то или иное – он противится. Велят ему перейти с одного места на другое – он зазирает повелевшего. Просят его об услуге – он отказывает с пренебрежением». Таков человек, не умеющий искусно управлять своей волей. В конце концов он может впасть в такое состояние, что не будет способен потерпеть ничего. Все в монастырской жизни станет ему в тягость, все будет вызывать недовольство. Куда он ни пойдет, везде у него будут возникать смущения: «Братья не подвизаются, службы сокращают, келий не хватает, дверями хлопают. Никаких условий для духовной жизни!» И все эти помыслы – это отголосок ветхого «я».

Однако Господь никогда не перестает стучаться в сердце монаха и подает ему множество случаев в повседневной жизни, чтобы он мог освободиться от этого внутреннего рабства и со свободою предстоять пред Богом. Например, приходит монах к игумену и говорит: «Мне нужно доделать одну работу! Очень срочную и очень важную! А меня просят выйти в трапезную. Можно я не пойду?» Игумен отвечает: «Нет, ты все же пойди, помоги. Работу можно доделать завтра». Монах чувствует внутри горечь и смущение: «Игумен меня не понял! Не объяснить ли ему еще раз?» Брат уже все решил сам, и отказ игумена для него – словно стена, выросшая на его пути. Его воля натолкнулась на эту стену, и он чувствует внутреннюю боль. Что ему теперь делать? Как исполнить благословение игумена с радостью? Как ему захотеть того, чего он не хочет?

Конечно, он не может в один миг изменить свое сердечное расположение. Но для начала он призван хотя бы удерживаться от греха на деле. То есть хотя бы внешне вести себя так, чтобы не обнаружить свое недовольство и ничем, ни взглядом, ни жестом, ни словом не огорчить ближнего. Тяжкий грех для монаха исполнять послушание с хмурым лицом и ропотом, огорчая окружающих. Один старец говорит об этом откровенно: «Исполнять послушание на кухне с плохим настроением, когда тебя зовут туда помочь, – это значит показывать грубость и дикость своей души».

Показывая недовольство, монах теряет прекрасную возможность преуспеть. Ведь именно сейчас, в ту минуту, когда ему дается какое-то поручение, он может сказать Богу, что он Его любит! У него должна быть внутренняя установка – никогда не воспринимать обстоятельства или ближних как препятствие. Жизнь полна неожиданностей. Невозможно человеку устроиться так, чтобы никто не доставлял ему неудобства и ему никогда не приходилось бы отсекать свою волю. Весь вопрос в том, как монах относится к таким ситуациям – понимает ли он, что, если их не будет, то подлинного преуспеяния ему не достичь, и все прочие его подвиги – пост, чтение, даже молитва – потеряют смысл.

Владыка Афанасий Лимассольскийприводит интересный пример: «Есть такие монахи и монахини, которые строго верны своим монашеским обязанностям, всегда полностью исполняют свое правило, ходят на все службы, постятся, но при этом остаются немощными людьми, с которыми всем трудно, которые не могут никого послушаться. Скажи им только: “Подвинься”, они сразу хмурятся. И думаешь: они целый день молятся и не могут понести одного слова?! Какой же смысл в их молитве? Как можно целый день произносить сладкое имя Христово и при этом хмуриться и сердиться?!»

Действительно, когда человек все свои внутренние переживания сразу выплескивает, показывает свое настроение, это значит, что он в этот момент оставил духовную жизнь, перестал трезвиться. Он забыл в этот момент о Боге. Тогда как противоположное поведение, то, что человек не обнаруживает свои страсти, свидетельствует, что он в сердце ведет борьбу, совершает внутренний подвиг. И хотя он еще не одержал полную победу, но понуждает себя ради Царства Небесного. По словам преподобного Исихия Иерусалимского, именно «те, которые понуждают себя удерживаться от греха на деле, блаженны пред Богом и людьми, ибо они есть употребляющие усилие ради Царствия Небесного».

Не обнаружить внешне свои помыслы – это уже начало победы. И эта борьба имеет великую цену пред Богом. Но конечно, останавливаться на этом нельзя. Человек какое-то время может удерживаться от греха на деле. Но если при этом у него внутри, в уме и сердце остается несогласие, огорчение, противление, то настанет такой день, когда он не выдержит и выплеснет свое греховное состояние наружу. Потому что когда человек носит в себе огорчение, то его душа постепенно истаивает, лишается сил, дерзновения. Один старец очень точно описывает это: «Если монах хочет что-то сделать, а игумен говорит ему: “Я тебе запрещаю”, то монах, конечно, послушается, но если при этом он в сердце не соглашается, то внутри у него начинается разложение, распад. Как тает снег, так тает и его душа. И когда-нибудь такое неискусное, не настоящее послушание приведет к тому, что его нервы сдадут, душа затоскует, воспротивится, возненавидит, осудит и скажет: “Тридцать лет я в послушании, а где же плоды? Я ничего не чувствую!” Чем дальше, тем больше его душа мельчает, теряет силы и чахнет. Мы стараемся его поддержать и утешить, даем ему что-то вкусное, берем в поездку, но он все равно унывает. Ничто не идет ему на пользу». Таков результат, когда человек слушается только внешне, а в сердце скорбит, имеет несогласие. И поэтому монах призван изо всех сил бороться с огорчением, изгонять печаль из своего сердца.

При внешнем подвиге ему необходимо сразу же приступать к внутреннему, то есть к молитве. Как священник возвышает святой потир и дискос и произносит: «Твоя от Твоих Тебе приносяще…», так и монах призван каждый день в своей повседневной жизни совершать литургию, то есть служение Богу, и обеими руками поднимать к небу двухчастную жертву: безупречное внешнее послушание и внутреннее, сердечное повиновение, соединенное с молитвой. И если внешний образ поведения в какой-то мере зависит от человека, то страсти он не в силах истребить никаким размышлением, никаким усилием воли. Страсти исцеляются только благодатью Божией. И поэтому, как наставляет один современный духовник, «[если тебе трудно послушаться,] не размышляй, а начни молиться. Если ты постараешься с помощью Господа Иисуса немедленно изглаживать из ума всякий прилог, тогда ты обретешь сладость, тишину, мир, покой. Бог богат и всё подает тебе в ответ на твою молитву. Поэтому, и когда ты грешишь, и когда скорбишь, замени свою скорбь, трудность, недовольство, мирской дух – всё это замени богоносной молитвой, которая всегда приносит мир».

Если монах старается изгнать из своего сердца огорчение с помощью молитвы, то он тем самым исполняет евангельскую заповедь: Аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два (Мф. 5:41). Первое поприще он проходит, когда внешне исполняет послушание. А второе поприще совершает в своем сердце, когда старается внутренне принять волю другого человека, отвергая молитвой всякий смущающий помысел. Конечно, на этом поприще монах иногда претерпевает мученичество. Самая большая скорбь для него – когда он искренне хочет послушаться, а видит в себе сопротивление, гордость и ощущает себя бессильным что-либо сделать! Но если он мужественно претерпит эту борьбу, если в этот час скажет себе: «Я буду творить послушание, я не отступлю», и при этом будет молиться, то благодать Божия обязательно укрепит его, подаст ему плоды Духа Святого: радость и мир. Молитва – главная помощь монаху в деле послушания. Она – лекарство от всякой печали и огорчения.

Послушание дорого обходится для нашего ветхого человека, но именно в этом его главная сила: послушание наносит раны нашим страстям, нашему нерадению, нашей инертности. Как плуг врезается в землю, откидывая направо и налево целые пласты, чтобы семя упало глубоко, так точно и послушание возделывает сердце монаха, чтобы в него глубоко легло семя – Слово Божие, вошел Сам Христос. И когда Господь входит, тогда исчезают все проблемы.

Так послушание открывает для монаха всю глубину духовной жизни. Благодаря послушанию, монах даже в самом простом труде обретает Бога, в любом деле чувствует Его живое присутствие и видит, что ничего ничтожного, мелкого и незначительного в его жизни нет. Вся его повседневная жизнь становится богословием. Преподобный Силуан Афонскийговорил: «Ходит монах по земле и работает руками, и никто не знает и не видит, что духом он пребывает в Боге вечном».

Таким делает монаха сердечное послушание. И самая важная миссия игумена – научить братий совершенному послушанию, не только внешнему, но и внутреннему. Мне хочется рассказать историю, которая произошла в наши дни. В одной обители игумен благословил всем братиям выйти на общие работы – собирать оливки. Шел дождь, и некоторые братия стали говорить между собой: «Зачем выходить в такую сырую погоду? Давайте выйдем позже». И они вышли на работы только на следующий день. Узнав об этом, игумен сказал: «Мокрой погоды боитесь? Хорошо. Сбора оливок в этом году не будет. Расходитесь по своим послушаниям. Возьмите в кассе деньги и купите оливкового масла на год. А если денег не хватит, ничего страшного, поедим в этом году без масла». И действительно, в том году все оливки остались на деревьях. Некоторые люди изумлялись этому поступку игумена, но он сказал им: «Что нам дороже, оливки или духовная жизнь? Лучше погубить один урожай оливок, чем навсегда погубить монашеский дух в обители. Что я за отец, если не научу братий послушанию? Я буду в таком случае не пастырь, а волк, разоряющий стадо!»

Этот случай был совсем недавно. Значит, и в наши дни возможно истинное послушание. И не только возможно, но и необходимо; без него монастырь просто не может жить.

Кто-то может сказать: «Да, мы все это знаем, мы об этом читали. Но что делать, если у нас духовная жизнь еще не наладилась, и игумен не имеет большого духовного опыта? Как в таких условиях оказывать сердечное послушание?» Действительно, может возникнуть такой вопрос. И что в подобной ситуации делать монаху? Унывать? Жить самостоятельно, никому не подчиняясь? Но на самом деле, нет такого места, где монах не мог бы освятиться через послушание. Если он творит послушание с терпением, жертвенным духом, молитвой, то он не только сам освящается, но и создает вокруг себя подлинно монашескую, духовную атмосферу. Рядом с ним меняются и другие братия, и сам игумен. Как говорит один старец, два или три настоящих послушника могут дать монастырю новую жизнь! И вообще монастырь не может существовать, если в нем не будет таких послушников с жертвенным духом, так же как Церковь не может существовать без мучеников.

Именно послушание дает монастырю жизнь. И этим монастырь и отличается от мира. Молиться можно и в миру, творить евангельские добродетели можно и в миру. Но совершенное послушание, свободное и радостное повиновение с полным отвержением своей воли возможно только в монастыре. Именно так освящается монах и именно благодаря послушанию монастырь превосходит этот мир, и вся жизнь монахов наполняется духом беспопечительности, как пишет преподобный Иустин (Попович), воспевая гимн послушанию: «Хочешь, чтобы никакое земное препятствие не смущало твое сердце? И чтобы никакая земная неприятность не была для тебя неприятностью? Есть на свете одно всемощное, всепобедное таинство…» И дальше он обращается к нам с вами, к современным людям. Вот как он нас вопрошает: «Что это за дивное таинство, скажи мне, брат и отец? Что это за таинство, скажи мне, сестра и мать? Это таинство – послушание. Всякая добродетель есть таинство, но послушание особенно всемогуще и прекрасно. Оно приносит в сердце не только радость и мир, но и истинную надежду на Бога, всецелое упование на Него и беспопечительность обо всем земном. Стяжи послушание. С ним, как с победным стягом в руках, ты одолеешь все неприятности, все препятствия, все смерти, все грехи, всех демонов».

Сердечно благодарю всех за внимание.

19 мая Александро-Невский Ново-Тихвинский женский монастырь в Екатеринбурге отмечает памятную дату – освящение главного храма обители, собора в честь святого благоверного великого князя Александра Невского. Поздравляя настоятельницу монастыря игумению Домнику (Коробейникову) и сестер с этим праздником, мы публикуем беседу с Матушкой Домникой, касающуюся самых насущных вопросов устроения внутренней монашеской жизни.

…Что самое главное и самое трудное в послушании игумена, который к тому же призван возрождать обитель после долгих лет запустения? Реставрация храмов, обустройство монастырского хозяйства, – все это, безусловно, требует огромного внимания, сил, времени, молитвы – и тем не менее, эти труды, взятые все вместе, оказываются легче, чем одно-единственное делание – возрождение душ.

*

– Матушка Домника, есть мнение, что современный монах немощен душевно и телесно: он не может строго поститься, безропотно слушаться, потерпеть строгое или даже мягкое замечание. Получается, современные иноки – уже не подвижники?

– Любой монах приходит в обитель от горячей любви ко Христу. А где любовь – там и подвиг, иначе и быть не может. Придите в любой монастырь, вы обязательно найдете там подвижников. Само то, что человек ради Бога оставил всё, избрал чистую жизнь – уже великий подвиг. И я часто вижу и в нашем монастыре, и когда бываю в других обителях, как люди подвизаются ради Господа. Как они отрекаются от себя, как молятся, смиряются, служат ближним… Например, у нас в храме недалеко от меня стоит сестра, которой уже за 60, но она никогда не присаживается на службе – сколько бы служба ни длилась. Когда я смотрю на эту сестру, я чувствую, что она истинно стоит перед Христом. А в одной обители мне рассказывали о монахине, которая никогда не говорила «нет». Кто бы ее о чем ни попросил – она всем служила с радостью. Все очень любили эту сестру, а когда она почила, духовник этого монастыря сказал, что ее душа предстала Святой Троице. Вот только два примера подвижничества, а сколько их в каждой обители!

И это не какие-то исключительные случаи. Любой монах, как бы ни был он немощен, стремится к подвигу. Это потребность его души – подвигом показать Господу свою любовь. Подвиг – это, можно сказать, воздух для его духовных легких. Другое дело, что не всем подходят одни и те же подвиги, и для монаха важно всё делать по благословению духовного наставника. Игумен или игумения должны каждому своему чаду помочь найти посильный для него подвиг. Нет такого монаха, который был бы не способен вообще ни к какому подвигу. Ведь что заповедует Евангелие? «Возлюби Господа всею крепостию твоею». Отдай Христу всю крепость твою – то есть именно те силы, которые есть у тебя. Господь судит не по каким-то абсолютным меркам: мол, не можешь делать тысячу поклонов, значит, ты мало любишь Бога, – а по доброму произволению, усердию и самоотверженности человека. Подвиг – это преодоление себя во имя любви Божией. Допустим, кому-то легко сделать триста поклонов, а другой с трудом кладет тридцать, но делает их с горением сердца. И вот эти тридцать «трудных» поклонов в очах Божиих дороже, чем триста «легких». Когда человек может мало, но приносит Богу все, что имеет, то Господь принимает его делание как великий подвиг, как две благословенные лепты евангельской вдовицы.

И независимо от того, имеем ли мы силы для телесных подвигов, любой из нас может совершать подвиг внутренний. Что это такое? Например, молчание ради молитвы – это самая настоящая духовная аскеза. Не делать замечаний, принимать всех окружающих такими, какие они есть, – разве не подвиг? А благодушно терпеть любые обиды, быть приветливым и отзывчивым, когда на душе тяжело, – это вообще можно приравнять к мученичеству! И этот подвиг выше многих других. В одном отечнике рассказывается такая история. Был в монастыре брат, который подвизался в молчании. Однажды другие отцы решили испытать его. Они собрались плыть вместе на лодке в соседнее селение, и когда все спустились на причал, то сказали этому брату: «Лодка мала, места на всех не хватит. Ты самый молодой, возьми свою котомку и иди пешком». Услышав это, прежде молчаливый брат возмутился и начал спорить. Тогда отцы сказали: «В его бочке очень горькое вино» (то есть его молчание не по Богу). Брат понял обличение и положил земной поклон. С этого времени он стал понуждать себя к тому, чтобы освободиться от всякого самолюбия, поняв, что подвиг терпения обид и несправедливости выше даже молчания.

– В древних монастырях человека, который хотел поступить в обитель, различным образом испытывали. Как в наше время проверить в приходящих твердость произволения? Как Вы, например, определяете, сможет ли новопоступившая стать настоящей монахиней?

– Монашество – это совершенно новая жизнь. Готов ли человек начать как бы с чистого листа, забыть все свое прошлое? Готов ли он, подобно апостолам, бросить все свои старые мрежи, чтобы пойти за Христом? Это главное, на что смотрели в древних монастырях, и то же самое важно и сейчас. В одном древнем отечнике рассказывается о юноше, который решил уйти в монастырь, а когда друзья стали его удерживать, он оставил в их руках свою одежду и побежал в монастырь. И образно говоря, любой человек, решивший стать монахом, призван оставить за воротами монастыря всю свою ветхую одежду, то есть мирскую жизнь.

Вы спрашиваете: как узнать, есть ли у человека такая твердая решимость? У нас каких-то особых испытаний нет. Сама повседневная жизнь показывает: способна ли вновь поступившая сестра полностью отречься от мира ради новой жизни во Христе. Это видно, например, по тому, что сестра не любит выходить из монастыря, не ищет встреч со своими родственниками, ничего не оставляет при себе из своих мирских вещей. Монаха ничто не должно связывать с миром, даже какая-либо мелочь. В древних монастырях, как свидетельствует преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, поступающего спрашивали: не оставил ли он при себе какую-либо вещицу или монетку? В то время и представить не могли, чтобы монах держал у себя что-то напоминающее ему прошлую жизнь! И в наши дни в благоустроенных монастырях к этому относятся так же. Митрополит Афанасий Лимасольский в одной беседе вспоминает, как в их монастыре на Святой Горе один послушник хотел оставить у себя альбом с марками, которые собирал с детства. Но старец сказал ему: «Брось его в печку. Ты оставил отца и мать, и не можешь отречься от каких-то марок? Выбирай: или марки, или Святая Гора». Юноша переборол себя, послушался – и стал свободным. А что было бы с ним, если бы он сохранил это маленькое пристрастие? Оно могло бы увести его обратно в мир. Сердце монаха не должно разделяться. У нас в монастыре изначально так сложилось, что сестра в обитель ничего с собой не приносит. Конечно, при этом монастырь дает ей все нужное, так чтобы сестра не имела никакой заботы.

Что еще особенно важно? Монах – это человек молитвы. Преподобный Антоний Великий, когда испытывал святого Павла Препростого, смотрел: готов ли он вместе с ним молиться каждую ночь. Павел исполнял молитвенное правило с бодростью, и тогда святой Антоний принял его в ученики. И в наши дни любовь к молитве остается одним из главных условий, чтобы человек стал монахом. Если, например, он ленится прийти на службу или исполнить правило, то что он будет делать в монастыре? Разве не ради этого он пришел в обитель? Без молитвы монашеская жизнь абсурдна.

Конечно, чтобы молиться по-настоящему, нужно не иметь никаких внутренних попечений, а это достигается через послушание. В монастыре вся жизнь построена на послушании, и обычно в первые же несколько месяцев видно: ревностна ли сестра в отсечении своей воли? слушается ли со свободой? не остается ли внутренне при своем мнении?

Наконец, проходит еще какое-то время, когда становится понятно, сохраняет ли сестра твердость в искушениях, которые в духовной жизни неизбежны; есть ли у нее терпение и жертвенный дух, чтобы пребывать в мире со всеми сестрами; готова ли она носить тяготы ближних. Сестра приобретает навык к молитве, чтению, монастырским трудам. Она срастается с сестринством, не мыслит себя без него. Коротко говоря, сестра живет в монастыре и радуется монашеской жизни. Вот это монахиня. И ее постриг – это и для нее, и для нас самое радостное и желанное событие.

– В монастыре собираются люди с очень разными способностями и дарованиями, как внешними, так и духовными. Причем в таком тесном кругу все это на виду. Как избежать соперничества, зависти?

– В монашестве человек может открыть в себе главное дарование – способность к общению с Богом, восприятию Духа Святого. Все остальные дарования – второстепенны. Кто-то из святых отцов говорит: человек, который облачился в царскую порфиру, будет ли завидовать рубищу нищего? Духовная жизнь – это и есть царская порфира, а земные таланты и преимущества – все равно что рубище нищего. И в монастыре каждый может облачиться в порфиру, почувствовать себя царским сыном! Что для этого нужно? В первую очередь глубокая молитвенная и литургическая жизнь. На Литургии все равны. Там нет молодых и старых, талантливых и бездарных, образованных и простых. Все мы равно предстоим перед Христом, и богослужение всех освящает.

В самом начале основания нашего монастыря, в XIX веке, еще когда он был просто монашеской общиной, без причта, сестры каждый день вычитывали службы сами, в молельной комнате. И на этих службах царила такая благодать, что все окрестные жители приходили молиться вместе с сестрами и готовы были терпеть и тесноту, и все неудобства. Богослужение было главным источником радости, вдохновения! И для нас сейчас богослужение – это фундамент жизни. Одна наша сестра рассказывала, что когда она пришла в монастырь как паломница, то первое, что ее поразило, – это службы. Она удивлялась: как много сестер, и все стоят как один человек, – словно некая небесная рать, воинство Христово! В этом единстве она увидела такую красоту, такую силу, что ей захотелось тоже быть в этом небесном лике. Богослужение всех нас соединяет прочными узами.

В монашеской жизни есть еще одно условие, благодаря которому в монастыре нет духа соперничества и зависти. Это келейная молитва. Она дает сестрам такое чувство полноты жизни, что им уже не нужен никакой земной успех. Благодаря молитве в монастыре иные ценности, иной взгляд на всё. Можно сказать, что, приходя в монастырь, человек перемещается в иную систему координат. Например, одна сестра, глядя на другую, не оценивает ее внешность, таланты, должность. Все это теряет значение для человека, который молится, чей внутренний взор постоянно обращен к Богу. Всё и всех он видит в Боге. И мы друг в друге видим, прежде всего, сестер во Христе, с которыми вместе предстоим пред Богом.

Конечно, иногда бывают трудности. Когда кто-то поддается нерадению в духовном делании и начинает обращать внимание на внешнее, тогда в его сердце входит чувство зависти. Например, сестра начинает огорчаться, почему Господь не дал ей красивого голоса, как другим. И она вместо того чтобы жить и радоваться, целыми днями думает о пении, переживает. Такой сестре нужно помочь вновь установить для себя правильные духовные ориентиры. Так чтобы она поняла, что счастье не в том, чтобы красиво петь, а в том, чтобы быть с Богом. И что Бог всё дает ей для радости, только нужно оставить свою волю и предаться в Его руки. Старец Паисий Святогорец говорил одной монахине: «У тебя так много духовных сил, а ты расточаешь их на глупую зависть! В тебе есть прирожденное благородство, а ты мучаешься, как последняя нищенка. Если бы ты не буксовала в зависти, то очень преуспела бы в духовной жизни, в молитве». Когда открываешь перед человеком иные, духовные перспективы, тогда он постепенно избавляется от зависти и обретает покой и радость.

– Каким должно быть отношение к трудам в монастыре? Святые отцы говорят, что, с одной стороны, монах должен исполнять свое дело ревностно, а с другой – беспристрастно. Как это возможно сочетать?

– Если монах ведет глубокую духовную жизнь, любит молитву, то он правильно относится и к трудам. Для него труд – это духовное делание, через которое он соединяется с Богом. Некогда Адам возделывал рай по заповеди Божией, и через этот труд возрастал в познании Бога. Эту тайну сейчас людям трудно понять, потому что они привыкли смотреть на труд лишь как на средство для приобретения каких-либо земных благ. Но в монастыре эта тайна приоткрывается человеку. Потому что монах не просто трудится – он исполняет заповедь, творит послушание. И как говорит один старец, у монаха руки должны трепетать, когда он прикасается к своей работе! И если он трудится собранно, самоотверженно, рачительно, то он, как Адам в раю, ощущает, что Господь рядом с ним. В одной книге есть такой интересный рассказ. Был монастырь, в котором братия очень любили петь на службах. А служение на кухне они поручили одному простому брату, у которого петь не получалось. Он же служил им, как святым, которые воспевают Бога, но и сам очень любил слушать службу, а потому при первой возможности бежал к дверям храма послушать, как они поют. Один из братий, желая поддразнить повара, спрятал поварешку, которой тот перемешивал еду. Итак, брат немного послушал песнопения и побежал на кухню перемешать пищу. Не найдя поварешки, он перемешал кипящую пищу рукой и, нисколько не обжегшись, опять побежал слушать пение. Тогда братья поняли, что Бог скорее пребывал с этим братом на кухне, чем там, где все они пели. Ревностное служение ближним приносит монаху благодать Божию.

И между прочим, из того, как человек трудится, видно, как он молится. Мне запомнилось, как в одном фильме Святейший Патриарх Кирилл рассказывал о митрополите Никодиме (Ротове): «Он так пламенно служил Литургию – мог ли он после этого не служить так же горячо и ревностно Церкви?» Так и монах, который усердно молится, – может ли потом трудиться прохладно, небрежно?

При этом, конечно, очень важно все делать по благословению и не отдавать сердце своей работе. Старец Паисий так и советовал: «Сколько можете, не отдавайте работе сердца. Руки, ум – отдавайте, но сердца не отдавайте». При таком устроении монах внутренне свободен, у него мирный и бодрый дух, хотя при этом он, может быть, много и усердно работает. Это очень важный момент! Ведь если монах из-за пристрастия к послушанию теряет душевный мир и конфликтует с ближними, то это разрушительно и для него самого, и для братства. С одной стороны, монах, конечно, должен любое дело исполнять тщательно. Но все же самое главное для него в любом деле – приобрести духовный плод, то есть смириться, послушаться, сохранить мир с ближними и мир в своем собственном сердце. Именно этот духовный плод останется в вечности, тогда как все земные дела – пройдут. И на самом деле больше всего пользы монах приносит монастырю не своими земными талантами, а тем, что смиряется, отсекает свою волю, самоотверженно служит ближним. Это самая большая польза для монастыря.

– Расскажите, какие трудности бывают в молитве? Что вы советуете сестрам в таких случаях?

– Мне кажется, есть два основных искушения. Во-первых, дьявол увлекает монаха разными делами, чтобы он вечером приходил в свою келью как можно позже и молился как можно меньше. Один старец говорил своим послушникам: «В час твоей молитвы дьявол принесет тебе на память сто тысяч несделанных дел, лишь бы ты закрутился как белка в колесе». И, к сожалению, ему очень легко искушать монахов таким образом. Возьмите любого монаха – у него каких только дел ни найдется! И лукавый этим пользуется: чем ближе вечер, тем больше он внушает монаху помыслов, беспокойства о делах… Одна наша сестра рассказывала мне, как ей приходилось вести настоящую войну за свое правило: то есть заставлять себя вечером вовремя приходить в келью, отказываться ради этого от каких-то личных дел, от ненужных разговоров, рассчитывать днем свои дела так, чтобы закончить до вечера. Но она не пожалела, что выдержала эту борьбу и приучила себя к правилу. Она почувствовала, что правило – это в самом точном смысле слова пища монаха. Представьте себе, что человек не ест. Что тогда происходит? Он становится больным, слабым, унылым. Так и монах, когда не совершает правило, духовно истощается, так что не чувствует ни вдохновения, ни любви к Богу. Смотрит вокруг и видит обыденность, молиться не хочется, помыслы полны осуждения… Духовник нашего батюшки, отца Авраама, игумен Андрей (Машков), постриженик Глинской пустыни, очень часто говорил: «Молитва – это соль. Если мясо или рыбу не посолишь, они загниют. Так и человек, если не молится, начинает гнить».

Часто монахи недооценивают пребывание в келье, а это один из высших подвигов. В келье монах подвизается в покаянии, трезвении, памяти смертной. Даже отречение от мира по-настоящему совершается именно в келье – когда во время молитвы монах отрекается от всякого мирского помысла. Это подвиг, который в особенности преображает человека. И одно из самых больших достижений для монаха – приучить себя каждый день в одно и то же время совершать правило.

Второе искушение, с которым, наверно, тоже сталкиваются все монахи, – это бесчувствие в молитве. Что в таком случае делать? Мне больше всего нравится совет преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. Он советует монаху, подобно ветхозаветному воину Аоду, пользоваться обеими руками как правой – то есть и счастье, и несчастье употреблять себе во благо. У тебя в молитве все хорошо, есть умиление, чувство близости Божией? Прекрасно, только не поддавайся искушению «справа», то есть тщеславию, – и не останешься без плода. Но и когда приходит искушение «слева», молитва кажется скучной, а само пребывание в келье тягостным, – не унывай и не прекращай молиться. И получишь венец за свое терпение и верность Богу. Главное – не оставлять молитву. Старец Ефрем Филофейский советовал своим монахам, когда у них были трудности в молитве, – немножко обманывать себя. Он говорил им: «Приди в келью и скажи себе: “Протяну одну четочку, это быстро”. Потом скажи: “Одну протянул, протяну и другую. Протяну и третью, во славу Пресвятой Троицы. Протяну и четвертую, во славу четырех евангелистов”. Так и не заметишь, как сделаешь свое правило».

Монах, который терпеливо переносит трудности в молитве и не оставляет ее, хотя бы и годами не имел никаких чувств, – это мученик в очах Божиих. Молитва никогда не пропадает даром, и человек ничего не теряет, когда подвизается в ней. Он, несомненно, получит от Бога награду.

– Болезнь нашего века – это уныние, расслабленность души. Как вы рекомендуете сестрам бороться против помыслов уныния?

– Старец Софроний (Сахаров) писал, что в ту эпоху, когда Эйнштейн сделал свое великое открытие, человечество погрузилось в тяжкое отчаяние. То есть в одно и то же время человеческий разум достиг своего высочайшего развития и обнаружил свое полное бессилие. Самые великие открытия, самый развитый интеллект – это не залог счастья. Наоборот, они могут даже вести к деградации и разрушению. И, как замечает старец Софроний, в ту же эпоху преподобный Силуан получил от Господа откровение: «Держи ум твой во аде – и не отчаивайся». Это утешительное слово: «Не отчаивайся» – через старца Силуана было сказано Господом всем современным людям. Лекарство же от отчаяния – смирение и надежда на Бога.

Для игумена монастыря одно из важнейших дел – поддерживать в братстве бодрый дух, так чтобы не было и следа уныния. Это залог правильной духовной жизни. Один древний подвижник, авва Аполлос, замечая кого-то из братьев печальным, всегда звал его к себе, расспрашивал и потом ободрял: «Почему ты печалишься? Прилично ли унывать монаху? Пусть грешники и язычники рыдают, а нам прилична радость». Действительно, хотя монах идет тесным путем, но в то же время в монашеской жизни сокровенно присутствует великая благодать. Господь особенно поддерживает и утешает монахов. И каковы бы ни были причины уныния, их всегда можно преодолеть. Например, иногда уныние происходит от какого-то смущающего помысла: дьявол что-то представляет монаху в черном свете. Тогда одного доверительного разговора монаха с духовным отцом бывает достаточно, чтобы уныние полностью развеялось. Еще может быть, что человек переутомился, а это обычно сопровождается угнетенностью души, мрачными помыслами. Посоветуешь такому человеку просто выспаться, погулять – и смотришь: он уже снова веселый, и даже не может вспомнить, отчего унывал. Бывает и так, что человек унывает из-за того, что согрешил. Уныние от греха – это более опасная вещь, чем даже сам грех. Это можно сравнить со стрелой, у которой на острие яд. Стрела – это грех, а яд – уныние. И когда человек ранен грехом, для него важнее всего не падать духом, не дать яду уныния отравить все его существо. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в таких случаях говорил своим послушникам: «Исповедуй грех – и будь весел!»

Что еще может быть причиной уныния? То, что человек не до конца отрекся от мира. Он хранит в сердце какую-то привязанность, хочет чего-то мирского – и потому его душа разделяется и тоскует. Но если он откровенно и с покаянием исповедуется в этом, то может очень быстро исцелиться от печали. Уныние порой возникает еще оттого, что человек устремляется к высоким добродетелям, которые для него пока недоступны. Самый распространенный пример: монах прочитал о благодатных состояниях, вдохновился, встал на правило – а благодати, как ему кажется, нет. И вот он огорчается, молится уже без вдохновения, у него тьма помыслов. А на самом деле, ведь само то, что он встал на правило, произносит молитву – это уже действие благодати Божией. И если монах просто будет любить свое правило, исполнять его с усердием, то он будет продвигаться в духовной жизни.

Уныние делает монаха бессильным. Тогда как надежда на Бога помогает ему преодолевать все трудности. Даже если монах впал в нерадение – это не повод предаваться унынию. В любой момент монах может сказать себе, как блудный сын: «Встану и пойду к Отцу моему. Совершу свое правило, почитаю Евангелие». И его жизнь изменится, он вновь встанет на путь, ведущий к Богу.

– Один из самых сложных вопросов: как сохранить во всем монастыре и в сердце каждой сестры ревность по Богу? Монах не имеет права быть нерадивым, он должен гореть духом! В первые века все христиане пламенели духом, так что готовы были отдать Христу всё, вплоть до собственной жизни. А когда началось духовное охлаждение, именно монахи стали теми, кто сохранил в своих сердцах огненный дух, ревность по Богу. Монах – это современный герой духа, это борец, всегда готовый к брани. Если же он теряет ревность и избегает пролития крови ради заповедей Христовых, то для него это возвращение вспять, к мирской жизни. На Святой Горе в наши дни был один подвижник, монах Арсений; в начале своего монашеского пути он впал в нерадение, оставил молитву, аскезу и, как он сам говорил, стал мирянином в монашеской одежде. Однажды он попал на лодке в шторм и начал тонуть. Гибель была неизбежна, и он стал призывать Божию Матерь: «Спаси меня, я изменю свою жизнь, я буду подвизаться ради Господа!» Пресвятая Богородица спасла его – и после этого он стал другим человеком. Вот так и мы должны непрестанно молить Господа и Божию Матерь, чтобы Они помогли нам сохранить ревность в наших сердцах. Только тот монах, который подвизается, горит духом, – живет истинной жизнью во Христе. Что бы он ни делал, будь то работа или молитва, он все делает с вдохновением. С особенной решимостью он отсекает свою волю, смиряется, жертвует собой. И его ревность по Богу зажигает сердца окружающих. Как говорил старец Паисий, рядом с истинным монахом находиться полезнее, чем даже читать жития святых.

Ревность – это то, что нам нужно обновлять в себе каждый день. Каждый день мы призваны как бы начинать свою жизнь заново, просыпаться утром и радоваться: сегодня я буду угождать Христу, буду отрекаться от себя, служить ближним, молиться. Сегодня я начинаю свой путь к Богу! В земной жизни не может быть такого, чтобы человек когда-то перестал подвизаться, чтобы он однажды сказал: «Я достиг всего, я могу больше ничего не делать». Искать Бога человек призван вновь и вновь. Искание Бога – это и есть обретение Его.

Краткая справка:
Ново-Тихвинский женский монастырь в Екатеринбурге был учрежден в 1809 году личным указом императора Александра I. Первой настоятельницей стала игумения Таисия (Костромина), которая устроила жизнь обители согласно древним иноческим традициям, советуясь с духовно опытными старцами: игуменом Исаией (Зубковым), настоятелем Саровской пустыни и духовником прп. Серафима, прп. Филаретом Глинским, прп. Зосимой (Верховским). Строгие общежительные правила, ежедневное богослужение, любовь к молитве, крепкое единство между сестрами – эти принципы, заложенные игуменией Таисией, хранили все последующие настоятельницы. Главной святыней монастыря была Тихвинская икона Пресвятой Богородицы, на праздник в честь которой, 26 июня/9 июля собирался весь Екатеринбург и множество паломников со всех концов губернии. После революции монастырь был закрыт, сестрам пришлось вести монашескую жизнь в миру, многие подверглись репрессиям.
В 1994 году началось возрождение монастыря; духовником обители все эти годы является схиархимандрит Авраам (Рейдман). К настоящему моменту восстановлен главный храм обители – собор св. Александра Невского.
Собор был заложен при первой настоятельнице – игумении Таисии. Сестры помогали при строительстве храма, ради чего устроили небольшой кирпичный заводик, кирпичи делали своими руками и сами подносили к строящемуся храму. Трехпрестольный собор был освящен в 1854 году.
В 1905 году во время поездки на Урал в этом храме служил св. прав. Иоанн Кронштадтский: во время этого богослужения молящиеся стояли даже на подоконниках и на карнизах окон снаружи.
После революции собор был закрыт, с 1960-х годов в нем располагался краеведческий музей, и туда были привезены мощи св. прав. Симеона Верхотурского – на хранение в закрытом отделе. Там они пребывали до возвращения их Церкви в 1989 году.
В 1991 году храм был возвращен верующим, а затем передан возрожденному Ново-Тихвинскому монастырю. Сестры много потрудились над реставрацией собора, с большой любовью и усердием: весь облик храма детально разработан ими по древним образцам.
Во время освящения собора Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом 19 мая 2013 года им было преподано благословение, чтобы монастырь впредь именовался: Александро-Невский Ново-Тихвинский.

«Отцы, вы знаете, как надо по-настоящему принимать гостей? Поезжайте в Екатеринбург, в Ново-Тихвинский монастырь, чтобы увидеть – как надо принимать гостей!» Эти слова Наместника Сретенского монастыря, епископа Тихона (Шевкунова), стали благословением на паломническую поездку небольшой группы сретенских монахов к сестрам Александро-Невского Ново-Тихвинского монастыря в Екатеринбурге.

Целью поездки был обмен опытом по совершенно практическим вопросам: посмотреть, как организованы послушания в обители сестер. Фактически паломники ознакомились не только с послушаниями, но и с внутренним укладом жизни святой обители, увидели, какие добрые плоды может принести правильная расстановка приоритетов в монашеском общежитии.

Игумения

Первое, что нас поразило, – это личная встреча игумении. В монастыре, в котором проживает 140 сестер, всегда масса хлопот по организации их жизни и труда, забот по ремонту храмов и монастырских сооружений, необходимых встреч с представителями светских организаций, которые снабжают электроэнергией, печатают книги, поставляют продукты или выполняют иные необходимые работы. И, несмотря на это, настоятельница монастыря нашла время, чтобы лично встретить нашу скромную делегацию, и сама провела экскурсию по монастырю. «Неужели мы какие-то особенные, что вы нам уделяете столько времени?» – спросил кто-то из нашей группы. «Нет, но у нас всегда особое уважение к монашествующим», – ответила матушка игумения.

Стоит во главе Ново-Тихвинской обители уже 10 лет. Все эти годы монастырь развивался и продолжает свой путь в будущее. Когда монастырь только возрождался (заново открыт с 1994 года), сестры ютились в подвалах единственного в обители храма святого Александра Невского. Не было ни своей земли, ни многочисленных корпусов. Единственная монастырская церковь в то время представляла жалкое зрелище и была далека от той красоты, которую там можно увидеть сейчас. Сестры фактически жили на строительной площадке, среди городского шума и суеты. Но они держались друг друга и своего духовника. Стремление к единодушию друг с другом, единство во Христе – вот что их всегда спасало.

Сегодня, при попечении митрополита Екатеринбургского Кирилла, монастырь принимает прежний величественный облик: сестрами полностью восстановлены несколько дореволюционных корпусов и два храма (освящен монастырский собор и готовится к освящению еще одна церковь), благоустроена монастырская территория, и главное – созидается монашеская, молитвенная жизнь.

Правила и распорядки

Сложно из незрелой души подготовить мироносицу, грядущую на брак Небесного Жениха

Любой монастырь стремится принимать в число ищущих подвига людей, пока они еще молоды. Молодой душе, не ведавшей порока, легче облачиться в ангельский образ. К этому располагают добрые нравы, родительское воспитание или естественная чистота души. Молодежь, как правило, легче принимает любые перемены, легче адаптируется к новым условиям жизни. Молодому человеку легче подстроить себя под остальных. Напротив, человеку, который прожил уже не один десяток лет, будучи предоставлен сам себе, который удачно или неудачно нес бремя семейной жизни, у которого привычки с годами превратились в цемент, или которому пришлось вытягивать себя из серьезных пороков, труднее перестроиться на монастырский уклад. Какая-то небольшая трудность, чья-то неуступчивость характера или просто шумная соседка или сосед могут сразу выбить из колеи. И тогда такая «великовозрастная» послушница начнет сначала ворчать, а потом станет источником скандалов и соблазнов для остальных.

Поэтому в Ново-Тихвинском монастыре отдают предпочтение тем новоначальным послушницам, которые вступают в обитель в возрасте до 30 лет. Ну, а поскольку постригать поспешно не принято, тем девам, которые пришли в монастырь в совсем юном возрасте, требуется жить в обители по многу лет, пока их житейский опыт и понимание всей ответственности перед невозвратными обетами не достигнет необходимой зрелости.

Как непросто из обычной глины вылепить сосуд, который будет не просто горшком, но произведением искусства, точно так же сложно из незрелой души или той, которую постоянно притягивают к земле мирские страсти, сформировать сосуд, достойный принятия Святого Духа, подготовить мироносицу, грядущую в белых ризах на брак Небесного Жениха. В этом тонком, ювелирном деле требуется мастерство духовника и внимательность игумении к деталям.

Семья и внешний мир

Сестры живут обособленно и сами полностью заботятся о себе

Для человека, который побывал уже не в одном русском монастыре, сразу бросается в глаза, что в Ново-Тихвинском монастыре сестры отделены большой стеной от внешнего мира. Конечно, стена эта в первую очередь духовная. Сестры стараются не смешиваться с мирскими работниками. Но есть и кирпичные высокие стены, которые создают внутреннее пространство монастыря, куда не заглядывают посторонние лица.

По словам игумении Домники, им очень непросто поддерживать отделение сестер от наемных работников, которые вносят в общину совершенно иной, мирской, дух. Сестры живут обособленно и сами полностью заботятся о себе. Сами готовят еду, стирают, чинят имущество, работают с техникой или оформляют документы. На их территории нет прогуливающихся паломников или случайных прохожих. Только там, где есть необходимость контактировать с внешним миром, например, в магазине церковных изделий или на закупках продуктов для трапезной, работают нанятые работники. Умение сестер «позаботиться самим о себе» позволяет не только сэкономить деньги на расходах, но и еще раз задуматься о том, что они живут одной большой семьей. Если ты не убрала за собой посуду в трапезной, официантка не придет, убирать за тобой придется твоей соседке, к которой ты же сама потом придешь с просьбой – помоги, например, мне со стиркой одежды.

Воскресные беседы о духовной жизни

Кто-то может подумать, что все монастыри живут по одному раз и навсегда данному уставу. И никаких дискуссий о мелочах здесь быть не может. Достаточно дать монастырю устав, и чем строже, как кажется неопытному в монашестве человеку, тем будет лучше. Путь, мол, они спят в казармах, купаются в проруби и 24 часа в сутки читают Псалтирь. Они знали, зачем пришли в монастырь, не спать ведь? Так рассуждать может только жестокий человек. А жизнь вносит свои коррективы. Не все сестры могут выдержать суровые условия жизни. Они болеют, стареют, меняется их количество, уходят из жизни одни таланты, на смену которым приходят другие. Кто-то приобретает новые знания, у кого-то меняется характер. У монастыря появляются новые здания или новые проекты. Проблемы, не прописанные в древних уставах, появляются постоянно. И хотя чтение святых отцов входит в келейное правило всех сестер, и на это действительно отводится много времени, но далеко не всегда советы древних старцев можно один к одному применить на практике. Требуется духовный совет, постоянное участие духовника в жизни обители.

Духовник Ново-Тихвинского монастыря, схиархимандрит Авраам (Рейдман), был духовным чадом , одного из последних насельников прославленной Глинской пустыни, известного делателя умной молитвы; большую часть времени он проводит у себя «в затворе». Несмотря на желание пребывать в уединении постоянно, он тем не менее уделяет много внимания тому, какими росписями и церковной утварью снабжен каждый храм, как организованы послушания сестер, тепло ли у них в келии и есть ли в душе горячая вода – чтобы сестры были обеспечены всем необходимым и могли не беспокоиться о своем быте, а занимались духовным деланием. Отец Авраам заботится о том, чтобы в обители была хорошая библиотека духовной литературы, ежедневный полный суточный круг богослужений, чтобы на общей трапезе вслух читали творения святых отцов. Духовнику очень важно создать такие условия жизни, при которых всё в обители будет располагать к молитве.

Каждое воскресение духовник, вместе с игуменией или поочерёдно, проводят с сестрами общие беседы. Духовник не только поучает сестер, «как нужно жить по святым отцам», но и отвечает на практические духовные вопросы, а иногда предлагает сестрам вместе поразмышлять, например, о значении тех или иных евангельских слов, о том, как их исполнять в повседневной монастырской жизни. По отзывам сестер, они не воспринимают такие встречи как тягостную повинность. Напротив, те сестрички, которые проживают в скиту в Меркушино, за 300 км от Екатеринбурга, выходят на связь через скайп, чтобы хотя бы через видео-конференцию осуществить видимое единство с духовником и всей большой семьей. При этом матушка настоятельница на таких встречах может обращать внимание не только на проблемы внутри обители, не только зачитывать слова святых отцов о молитве и возвышенном монашеском делании, но и делиться впечатлениями о поездках, рассказывать о новостях в общецерковной жизни. Иногда сестры вместе смотрят познавательные фильмы или обсуждают будущие творческие проекты. Общие беседы совершенно лишены официального оттенка, это чисто семейные встречи, происходящие ради сестринского общения и вдохновения к духовной жизни.

Когда рядом с нашей группой не было игумении, мы спросили у сопровождавших нас сестер: «А вы не устаете от всех этих общих встреч, от того, что матушка игумения все время стоит над вашей душой, поучает?» – «Нет, напротив, мы всегда очень рады общению с нашей матушкой, – ответила нам одна из сестер, – когда она вместе с нами, рядом, мы чувствуем себя в безопасности, а когда она уезжает, например, в Москву на время – ощущаем себя сиротами».

Послушания

Послушания сестер в Ново-Тихвинском монастыре строго отделены от тех работ, которые делают мирские рабочие по найму. Послушание – это такой труд в течение дня, который должен продолжить духовную жизнь внутри стен обители. Поскольку целью послушаний является духовное возрастание сестер, подбираются такие рукоделия или творческие проекты, которые бы этому способствовали. И при этом учитывается возраст, способности и образование каждой из сестер.

Мастерские по изготовлению церковных облачений, созданию храмовой мозаики и написанию икон – все это в Ново-Тихвинском монастыре организовано на высшем уровне. Специально для изготовления облачений куплены профессиональные станки, которые осуществляют вышивку по заданной программе. Безусловно, потребовалось время, чтобы научиться работать со сложной электронной техникой. И создание каждого облачения, несмотря на то что «помогают» машины, остается сложным и долгим делом: сначала прорабатывается художественный замысел облачения, его тональное и цветовое решение, затем от руки делаются рисунки в натуральную величину, с полной прорисовкой всех элементов. Затем сестра по этим рисункам в компьютере выкладывает стежки – буквально вышивает, только не иглой, а компьютерной мышью. После этого программа запускается на станок, за которым также постоянно работает сестра. То, что станок будто бы «вышивает сам», – это заблуждение. Но зато облачения, сделанные сестрами, в настоящее время приобрели высококачественный характер. Их носят уже не только рядовые батюшки, но и епископы, митрополиты и даже сам Святейший Патриарх. Процесс создания каждого из облачений очень трудоемкий, подготовка архиерейского комплекта может занимать больше года. Стоимость каждого комплекта высока, а изделия носят штучный характер. Поэтому такие изделия по вышивке вряд ли можно назвать «прибыльными». Это творческая работа сестер по благоукрашению богослужения Русской Церкви. Красивые покровцы на сосуды, вышитые иконы, полотенца радуют глаз не только духовенства, но и мирян. Все эти рукоделия посвящаются в первую очередь прославлению имени Божия. (Мы попросили сестер подготовить для сайта Православие.ру небольшой фоторепортаж из швейной мастерской; надеемся, что скоро читатели его увидят).

Кабинеты по написанию икон или созданию мозаики – это нечто большее, чем просто мастерские. Да, в них все продумано до деталей. В мастерской по шлифовке досок для икон есть специальные машины по втягиванию мельчайшей древесной пыли, чтобы пыль не травмировала легкие тружениц. Кабинеты, где ведутся работы с красками и лаком, облицованы плиткой и оборудованы вытяжками, словно школьные лаборатории по химии. Но главное, что в каждом из подобных кабинетов нет скученности народа. Труженицы работают в одиночку или в компании с двумя-тремя инокинями. Так поддерживается тишина на послушании. Вместо праздных разговоров – сосредоточенность на деле и внутренняя молитва (духовник почти на каждой беседе напоминает сестрам, что их главное дело – молитва Иисусова, и что всякое другое дело должно, насколько возможно, сопровождаться ею). В качестве образцов для написания икон – шедевры православных храмов мира.

Совершенно отдельно стоят кабинеты по изучению древних русских и византийских распевов. Мы были поражены тем, сколько внимания уделяется развитию монастырского пения. Нотные книги, музыкальные инструменты, специальные программы по работы с нотами, кабинеты по занятию вокалом. С первого взгляда понятно, что здесь хотят не только научиться воспроизводить сложные распевы по крюкам и невмам, но пойти дальше – научиться гармонизировать распевы, создавать новые мелодии, чтобы традиция православного пения жила и продолжала развиваться. И если раньше клирос был уделом лишь немногих избранных сестер, то сейчас к чтению и пению на клиросе приглашаются все желающие и способные. Так у каждой из сестер, которая попробовала себя на клиросе, формируется ощущение личной причастности к богослужению, а мелодия, исполненная собственными устами, радует сердце подолгу после того, как богослужение закончилось.

В переводческом кабинете, где исследуются как древние святоотеческие тексты, так и наследие современных духовников, организовано восемь рабочих мест. На полках с литературой стоят авторитетнейшие издания книг по греческой патрологии, толстенные словари и самые современные справочники по грамматике. Сестры перевели на русский язык уже не одну книгу с поучениями старцев нашего времени. Но они не хотят останавливаться на достигнутом. Их цель – выйти на профессиональный уровень работы со святоотеческими текстами, дать возможность русскоязычному читателю прикоснуться к таким аскетическим творениям отцов, которые будут актуальны и практичны в первую очередь для монашествующих.

Красота внешняя и внутренняя

В общежительном монастыре большую часть времени монашествующие проводят внутри территории обители. Это – их родной дом, место, где они живут, молятся и едят. Если в доме тепло и уютно, бытовые условия жизни привычны для городских жителей, коих в монастырях, как правило, больше, чем сестер из деревень, если в комнатах для послушаний – чистота и порядок, значит, в этом доме приятно находиться, жить и молиться. Не нужно травмировать здоровье голодом, чтобы потом его пришлось восстанавливать на приеме у врача. Если ухоженный монастырский сад будет напоминать о красоте сада Небесного, если росписи в храме возвещают величие Творца, а качественное чтение и пение в церкви – возвышают ум горе, – в таком случае сестры будут думать только о своем высоком призвании молиться. И худые помыслы о том, что вне стен монастыря есть что-то лучше, уйдут на второй план. Как для того, чтобы вырастить уникальный цветок, нужны тепличные условия, особый режим подачи света и тепла, особое питание и защита от вредителей, так и для взращивания ангельских душ, которые особо чувствительны к окружающему микроклимату, требуется бережное отношение и способствующая развитию окружающая обстановка.

Главное, что мы увидели, – это общину сестер, плодом трудов которых является радость о Духе Святом

Именно поэтому сестры Ново-Тихвинского монастыря постарались обустроить все внутри обители так, чтобы все было красиво, со вкусом и на века. Это касается не только внутреннего убранства храмов, но и трапезной, коридоров и даже кухни. Казалось бы, зачем тратить силы и средства, чтобы сделать красивой даже кухню? Снабжать дорогим оборудованием цех по выпечке хлебобулочных изделий? Ответ прост. Хорошее оборудование и красивая обстановка нужны, чтобы в пекарне было желание трудиться, чтобы послушница на этом участке не думала о том, откуда ей брать горячую воду, но думала о том, как усовершенствовать свое кулинарное искусство, сделать что-то приятное для других сестер, гостей, паломников обители, или подарить часть своей выпечки детям.

Наш небольшой коллектив из Сретенского монастыря был в восторге от посещения Екатеринбургской обители. Единый дух, радость во Христе и, конечно, невиданное гостеприимство сестер. Мы отметили не только отменные угощения, которые предлагались для гостей (к слову сказать, угощая нас, игумения к еде сама ни разу не прикоснулась, поскольку, видимо, питается за общей трапезой с сестрами, еда которых поскромнее, чем у гостей). Мы отметили не только радушный прием и великолепное пение за литургией. Самое главное, что мы увидели, – это общину сестер, ведущих ангельский образ жизни, плодом трудов которых является радость о Духе Святом.

По словам матушки Домники, сказанным в дни поставления ее в настоятельницы обители: «В нашем монастыре, где собрались самые разные люди: разных возрастов, национальностей, со своими характерами и привычками, – самая большая ценность – это наша общность, чувство духовного родства, единодушия, понимания. Конечно, это я отношу к заслугам нашего духовника, схиигумена Авраама (Рейдмана), и нашей первой настоятельницы, матушки Любови… Свою главную задачу я вижу в том, чтобы с Божией помощью постараться стать достойной этой ответственнейшей должности; сохранить то, что уже было создано, и содействовать тому, чтобы не только развивалась внешняя жизнь обители, но и, самое главное, чтобы в монастыре сохранялся этот дух единства, любви, взаимопонимания». Может быть, этот дар духовного единства и есть та главная пища, которой питает всех паломников община Ново-Тихвинского монастыря Екатеринбурга? На это каждый пусть даст свой ответ.

Сегодня мы поговорим о любви к ближним – чувстве, которое может наполнить каждый миг нашего бытия смыслом и радостью, и любую повседневную ситуацию общения сделать для нас духовным событием.

Вспомним случаи из жизни святых и подвижников: как они чувствовали любовь к ближним. Вот что рассказывает старец Силуан:

«Однажды на Пасху шел я с вечерни в Покровском Соборе к себе на мельницу, и на дороге стоял один рабочий. Когда я приблизился к нему, он попросил меня дать ему яйцо. У меня не было, и я вернулся в Монастырь, взял у духовника своего два яйца, а одно из них дал рабочему. Он говорит: «Нас двое». Я отдал ему и второе, и когда я отошел от него, то от жалости к бедному народу я заплакал, и стало мне жалко всю вселенную и всякую тварь.

Другой раз, тоже на Пасху, шел я из главного Монастырского пОрта в новый Преображенский корпус и вижу – бежит мне навстречу маленький мальчик, лет четырех, с радостным лицом, – благодать Божия веселит детей. У меня было яйцо, и я отдал это яйцо мальчику. Он обрадовался и побежал к отцу показать свой гостинец. И за эту мелочь я получил от Бога великую радость, и возлюбил я всякое создание Божие, и Дух Божий был слышен в душе. Придя к себе, от жалости к миру я много с плачем молился Богу. О, Душе Святый, обитай в нас всегда; с Тобою нам благо» .

Нечто подобное может переживать каждая из нас. Хотя у нас не принято дарить друг другу угощение илиЛюбовь землю делает раем какие-то вещи, но мы можем от всей души дарить услуги, в неограниченном количестве. Вот, например, мимо тебя по коридору проходит сестра с тяжелым ведром, и ты помогаешь ей донести. Через минуту другая сестра просит тебя принести ей из кельи книгу – бросаешься со всех ног и приносишь. Затем благочинная просит найти сестру на исповедь – ты обегаешь весь скит и находишь. И после этого непременно в душе появляется радостное и мирное чувство. Как говорит старец Силуан, «Дух Божий слышен в душе».

Теперь вспомним случай из жизни святителя Игнатия, который произошел с ним в то время, когда он был еще послушником:

«Сначала был я в послушании трапезного… Однажды ставил я блюдо с пищей на последний стол, за которым сидели послушники, и мыслию говорил: «Примите от меня, рабы Божии, это убогое служение». Внезапно в грудь мою впало такое утешение, что я даже пошатнулся; утешение продолжалось многие дни, около месяца. Другой раз случилось зайти в просфорню; не знаю с чего, по какому-то влечению, я поклонился братиям, трудившимся в просфорне, очень низко, – и, внезапно, так воздействовала во мне молитва, что я поспешил уйти в келию, и лег на постель по причине слабости, произведенной во всем теле молитвенным действием» .

И этот случай тоже подходит к нашей повседневной жизни. Когда мы изо всех сил понуждаем свое сердце к любви, тогда Господь посещает нас Своей благодатью. Думаю, хотя бы в некоторой степени все вы ощущали действие благодати во время искреннего служения ближним.

Видите, как любовь может сделать для нас значительной и прекрасной самую обыкновенную будничную ситуацию? И если в нашей душе чувство любви уже упрочилось, то вся наша жизнь становится радостной и полной смысла. И наоборот, если любви в нашем сердце мало, то жизнь наша уныла и скучна. Ведь что такое собственно наша повседневная жизнь? Это почти непрерывное общение с ближними в том или ином виде. В храме, на послушании, в келье, в трапезной – мы все время находимся в общении с другими людьми. С ближними мы трудимся, с ними беседуем, на них смотрим, они часто занимают наши помыслы. И если мы любим их, то в душе нашей всегда царит мир, что бы ни случилось. А если не любим – то нам постоянно плохо, ближние все время колеблют наш покой. Как говорит старец Емилиан: «Ближний – это самое осязаемое и реальное событие в нашей жизни». Как же нам сделать, чтобы это событие всегда было для нас радостным? Как нам полюбить ближних?

Представьте себе, что любовь – это некий большой капитал, допустим, миллион. Как мы можем собрать этот миллион? Очень просто. На каждом шагу нам попадается копейка – то есть какая-нибудь мелкая житейская ситуация, в которой мы можем проявить любовь. Мы можем пренебрегать всеми этими копейками – говорить себе: ну что такое копейка, ведь почти совсем ничего! Но тогда мы навсегда останемся нищими. Мы можем подбирать некоторые копейки, когда нам не лень нагнуться – но тогда мы будем богатеть очень медленно. И наконец мы можем не пренебрегать ни одной копейкой – а ведь они попадаются буквально на каждом шагу, надо только нагибаться и подбирать – и тогда мы довольно скоро соберем наш миллион.

Наверно, главная трудность для нас – это увидеть все эти «копейки», то есть распознать те ситуации, в которых от нас требуется любовь. И вот сейчас мы и рассмотрим самые разные ситуации, читая поучения аввы Исайи Отшельника и прилагая к ним толкование старца Емилиана.

Итак, поучение первое, очень короткое:

«Не позволяйте себе вольничать».

Старец Емилиан говорит по поводу этого поучения:

«У вас не должно быть дерзости, не должно быть чувства, что ближний – ваша собственность, ваш друг, ваш брат, так что вы можете обращаться с ним грубо, бестактно».

Действительно, сложнее всего нам сохранять благоговение по отношению к самым близким людям. Нам кажется, будто с ними можно общаться невежливо, говорить грубости, насмехаться. Все это, конечно, делается в шутливом тоне, и даже считается, что это – признак дружелюбия. Особенно это распространено среди людей молодых. Но на самом деле так не должно быть. Вот что говорит об этом старец Иосиф Исихаст:

«Любовь «не бесчинствует». Это означает благоприличие, благопристойность, добропорядочность. Высший отличительный признак поведения – благородство, – когда-то составлявший предмет доблестного соперничества со всеми остальными добрыми качествами, ныне лежит в презрении у нашего теплохладного и безразличного поколения. При всем при том, благородство остается достопримечательной и ценной стороной любви. Неужели доброе поведение – не такое уж важное качество нашей личности? Разве мы с вами не удивляемся доброте, приятности, вежливости, когда видим эти качества в людях, встречающихся на нашем жизненном пути? Более того, мы все можем признать, что вежливое обращение с нами других людей влияет и на нас самих так, что смягчает нашу жестокость и враждебность. Так вот то, от чего смягчается сердце, и есть любовь, которая успокаивает всякую грубость, всякое возбуждение, одним словом, «не бесчинствует»» .

Действительно, с какими сестрами нам приятнее общаться? Разве, не с теми, которые разговаривают со всеми вежливо и почтительно? А если нам приятно, когда с нами так говорят, то постараемся и мы общаться с другими людьми деликатно, благоговейно – в этом проявится наша любовь.

Все вы помните случай из жития преподобного Макария Великого, как однажды он шел вместе со своим учеником в нитрийскую гору и попросил его идти впереди себя. Ученик, встретившись с идольским жрецом, сказал ему грубо: «Куда бежишь, демон?», за что тот жестоко избил его. А преподобный Макарий, увидев этого жреца, приветствовал его ласково и назвал трудолюбцем, и это очень умилило жреца, так что он затем обратился в христианство и принял монашество. И нужно сказать, что всегда слово пренебрежительное отталкивает ближнего и вносит разлад в отношения, а слово, сказанное с любовью, приветливым тоном, трогает сердце человека и сближает нас с ним.

Давайте прочитаем примеры того, как деликатно умели подвижники общаться с ближними, и я думаю, нам захочется вести себя так же. Сначала пример из воспоминаний об афонском подвижнике отце Аверкии:

«На всех нас производили впечатление кротость, доброта и мирное устроение отца Аверкия. Это в нем было очень ощутимо. Как трапезник он быстро и ловко раздавал братии продукты… Он раздавал продукты с таким благоговением, словно антидор. Он всех нас умиротворял!».

Еще один пример деликатного общения:

«В давнее время и далеко от нас в один монастырь зашло два поклонника-монаха. Поклонившись святыне, они под вечер собрались в путь. Но так как им надо было проходить через пустыню и они не знали дороги в следующее место, куда они хотели идти, то им дали монаха проводника. Скоро по выходе их в дорогу наступила ночь, и ночь столь темная, что проводник сбился с дороги, и странники начали блуждать по пустыне. Шли, шли они, но дороги все не находили и к месту своему не приходили. Проводник, очевидно, был виноват и ему, надо полагать, было стыдно или неловко. Как же отнеслись к нему странники? Укорили его за это? Или по крайней мере высказали недовольство свое на него? О, нет! Они не только не укорили и не сказали ни одного неприятного слова, но даже притворились, будто они не замечают, что проводник их сбился с дороги. Один из странников притворился нездоровым и начал просить путников расположиться в пустыне на ночлег и оставаться там до утра. Другой странник с охотою согласился на это (хотя догадывался, что спутник его только притворяется нездоровым ради проводника), и братия оставались на месте до утра, пока не наступил день. С наступлением же дня проводник скоро отыскал дорогу, и все вместе благополучно прибыли туда, куда шли.

Вот как тихо, как спокойно должны обращаться мы с нашими ближними» .

И нам с вами нужно быть такими же деликатными в том смысле, чтобы следить за каждым своим словом, чтобы даже чуть-чуть не огорчить друг друга.

Теперь прочитаем следующее поучение аввы Исайи:

«Когда путешествуешь с братиями и будет между ними такой, к которому ты имеешь любовь Бога ради, не показывай особой к нему близости на виду тех; не нашелся бы между ними немощный и не умер бы от ревности – и ты понесешь грех его, потому что подал ему повод согрешить».

Эта ситуация тоже нередко имеет место у нас в обители. Бывает, что мы расположены к одним сестрам больше, чем к другим, и не скрываем этого. Вот только что мы говорили с одной сестрой приветливо и ласково, а потом подошла другая, и сразу наш тон меняется на сухой и холодный. Сестра, заметившая такую разницу, соблазняется и огорчается, а мы при этом несем ответственность за ее обиду. Старец Емилиан говорит:

«Причина [того, что ближний огорчился,] – в особенном расположении, которое ты проявил к другому.

Ты мне скажешь – он что, такой немощный? Да, таковы души человеческие. Я не могу требовать от ближнего, чтобы он был сильным. Я сам должен быть сильным. От ближнего я не могу ничего требовать. Я могу требовать только от себя. Итак, нужно быть внимательным, чтобы мое отношение было ко всем равным. Какое же нужно внимание, чтобы всем нам быть единым братством!»

Конечно, такова наша человеческая природа: мы поневоле любим одних сестер больше, чем других. Но мы не имеем права открыто проявлять эту особую любовь, потому что это может кого-то ранить. И нам нужно все же стараться полюбить и других сестер так же, как мы любим нескольких избранных.

Прошу вас обратить внимание еще на такой момент. Старец Емилиан говорит, что мы не можем требовать от ближних, чтобы они были сильными. А нам иногда кажется, что все, кто пришли в монастырь, обязаны всегда быть сильными, поэтому мы можем быть строги друг к другу. На самом деле, это неправильное отношение. У нас должно быть ясное ощущение, что монастырь – это не просто некое учреждение для подвига, но это наша семья. В хорошей семье люди очень бережно относятся друг к другу, принимают в расчет все немощи, не требуют друг от друга слишком много. Точно так же должно быть и у нас в обители. Один из замечательных примеров снисходительного отношения можно найти в Достопамятных сказаниях:

«До прихода аввы Пимена с учениками в Египет жил там один старец, который имел большую известность и был уважаем. Но люди оставили его и стали ходить к авве Пимену, когда он с братией пришел из скита. Это огорчило Пимена. Он сказал братьям: «Что нам делать с тем великим старцем? Прискорбно, что все оставили его и обратились к нам, людям ничтожным. Как бы нам утешить старца? Приготовьте снеди и возьмите меру вина, пойдем к старцу и разделим вместе с ним трапезу. Может быть, через это утешим его». Взяли пищу и отправились. Когда постучались в дверь к старцу, ученик его, услышав, спросил: «Кто вы?» Они отвечали: «Скажи авве, что Пимен желает принять благословение от него». Когда ученик сказал об этом старцу, тот отвечал: «Уходи, мне недосуг». Авва же Пимен и братия стояли на жаре и говорили: «Не уйдем отсюда, пока не удостоимся видеть старца». Старец умилился их смирению и терпению и отворил им свою келию. Они вошли и вместе пообедали. Во время обеда старец сказал им: «Истинно говорю вам, много я слышал о вас, но на деле вижу в вас во сто крат более». С того дня они подружились» .

Подумайте, авва Пимен мог бы более строго отнестись к этому подвижнику – ведь тот вроде бы сам был виноват в своем огорчении. Он поддавался тщеславию, потому и огорчался. Авва Пимен мог бы сказать: «Разве я виноват, что все стали ходить за советом ко мне? Пусть он борется со своей постыдной страстью, не обращайте на него внимания». Но он поступил иначе.

Примеры снисхождения мы находим и в жизни более близких к нам по времени подвижников, например, в житии преподобного Зосимы (Верховского). Вы, наверно, помните, как однажды он благословил своим сестрам молиться в лесу в ночное время и ради этого устроил для них кресты на ёлочках. Самая младшая из сестер, Маргарита, тоже загорелась желанием совершать ночные бдения, и старец благословил ее. Дальше я зачитаю:

«»Хорошо, – сказал он, – я тебе сделаю крест вот на этой елочке», – указывая на самую ближайшую к его келье; ибо он знал ее немощь, что она, как дитя, всего боялась: не только какие страхования, но и всякий шорох пугал ее. «Вот тебе елочка и крест на ней, недалеко от моей кельи, сюда приходи и молись», – сказал отец Зосима. И когда Маргарита приходила ночью молиться, старец тихонько, чтобы она не знала, выходил на крыльцо своей кельи и стоял издали, смотря на нее. И если который раз замечал, что она начинает робеть, тревожиться, осматриваться по сторонам, тогда он подавал ей голос, говоря: «Молись, молись – не бойся; я стою на крыльце». Такая любовь отеческая и попечение его, как ангела хранителя, еще больше одушевляли ее, как и остальных сестер, к молитве» .

И еще один пример из жизни старца:

«Как рачитель священного безмолвия, отец Зосима по временам удалялся от сестер и от всех попечений. Но и как любвеобильный отец, не оставлял надолго преданных ему учениц. Уходил только в свою келью на пять дней, из коих летом большую часть проводил в лесу. Все сестры, уважая его безмолвие, не беспокоили его в эти дни. Но две из них, по малодушию ли, или по горячей приверженности к нему, не могли переносить и пяти дней. Не смея же идти прямо к отцу своему, чтобы не нарушить его безмолвия и не подать повода другим сестрам, они всячески искали случая, дабы хотя издали увидать когда отца своего, или услышать голос его. И так иногда выходили на ту дорожку, по которой он возвращался из лесу в свою келью, и несколько издали кланяясь ему, просили благословения; и он не отвергал такого их усердия, останавливался с ними на несколько минут, являя отеческое расположение, и они в великом утешении возвращались. Иногда вечером, взявши дров, они приносили к его келье и полагая оные при дверях, нарочно производили стук, чтобы было слышно старцу, и он, услыша, спрашивал извнутри кельи: «Кто там?» – «Это мы, отче, принесли вам дров», – отвечали они; тогда с отеческою милостию, он, отворяя им дверь своей кельи, говорил: «Что мне с вами делать? Точно вы дети! Ну взойдите, взойдите»; и радость их была несказанная; и старец позволял иной раз побыть у него немного; а иногда, утешив их отеческою любовию и назидательным словом, немедленно отпускал с благословением» .

Вы знаете, всегда приятно слышать, когда на некоторых послушаниях находятся сестры, которые несут немощи других. Мы все с разными характерами, все со своими немощами: кто-то легко поддается гневу, кто-то впадает в уныние по всякому поводу. Но вот эти сестры ничем этим не соблазняются – вот что самое главное: не соблазняются – и сохраняют любовь к тем, кто проявляет немощь. Пусть даже рядом с ними человек, который, как порох, вспыхивает по малейшему поводу – своим мирным расположением они быстро угашают его вспышки. Благодаря этим сестрам на их послушаниях не происходит ссор, нет напряженной атмосферы, а главное сами они сохраняют в своей душе мир.

Прочитаем следующее поучение аввы Исайи:

«Если возьмешь у кого келию, чтобы пожить в ней несколько дней, ничего не разоряй и не устрояй в ней, не спросивши прежде у того, кто тебе ее дал, угодно ли ему то или неугодно, ибо это бессовестность».

У нас, правда, не бывает так, чтобы одна сестра пустила другую пожить в своей келье, мы не имеем такой возможности. Но у нас может быть, например, такая ситуация: сестру только что поселили в келью к другим сестрам. И вот, например, ей не нравится, как здесь стоят тумбочки – в других кельях она видела, что тумбочки поставлены гораздо удобнее. Как она должна себя вести? Старец Емилиан говорит, что она ничего должна менять, как бы ей ни хотелось. Вот что он пишет:

«У людей, особенно молодых, какая-то мания. Куда бы они ни пришли, они все меняют. Им кажется, что все не так. Диван пойдет туда, стол неправильно стоит тут, нужно его поставить точно посередине. Эта икона пойдет на другую сторону. Это нужно поштукатурить, это побелить.

Нет! – говорит авва Исайя. Это не монашеское поведение. Тот, кто пустил тебя в свою келью, хочет видеть все так, как у него есть. То, что ты приходишь и стремишься там все переделать, означает, что ты тем самым как бы говоришь: «Глупец, столько лет ты этого не видел? Я, только вошел, сразу понял, как надо». Но ты не делай так, сначала спроси, нравятся ли ему перемены, которые ты хочешь сделать. Если он согласен, делай. Но если он этим недоволен, ничего не меняй, потому что это бессовестность. Прекрасное слово для выражения характера людей, которые что-то переменяют, не понимая, что они оскорбляют тех, кто пустил их в свою келью.

Точно также можем поступать мы и на своих послушаниях. Положим, тебе дают какое-то послушание. Ты исполняешь его два года, а потом на твое место приходит другой. Он, только приняв это послушание, начинает говорить: «Это надо выкинуть, это не нужно, это лишнее». Что ты почувствуешь, когда это увидишь? Ты огорчишься, расстроишься. А ты, брат, делающий эти перемены, ты человек или животное? Только животное смотрит кругом себя, не чувствуя человеческую душу. Ты предпочитаешь, чтобы был спокоен твой взгляд, а не душа другого человека. Тебя не заботит, что ты ранишь ближнего, что он может страдать, плакать».

Конечно, все это не значит, что мы не должны пытаться что-то менять к лучшему в келье или на послушании, вообще в монастыре. Все дело в том – как мы это делаем. Очень важно всегда чувствовать, что рядом с нами другие люди, имеющие свое мнение, свое видение, свой опыт, и нужно чувствовать, что любое наше действие так или иначе задевает их.

Это поучение мы можем рассмотреть и более широко. Что вообще для нас важнее: чтобы было хорошо нам или чтобы было хорошо другим? Кого мы видим в первую очередь: себя или других?

Преподобный Исаак Сирин повествует об одном подвижнике по имени Антоний, что, если перед ним стоял выбор сделать полезное для себя или для ближнего, он никогда не решался выбрать себя. Потому что в пользе ближнего он видел и свою пользу, а именно – пользу духовную.

Такое устроение должно быть и у нас: чтобы мы никогда, ни в какой ситуации не решались предпочесть себя ближнему. Хотя бы ради того, чтобы потом не мучиться угрызениями совести. Старец Паисий Святогорец рассказывает пример из своей жизни:

«Однажды на гражданской войне манёвр мятежников отрезал нас от остальных сил за одной деревней. Солдаты собирались бросать жребий о том, кому идти в деревню за продовольствием. «Я пойду», – сказал я. Если бы пошел кто-то неопытный и невнимательный, его могли бы убить, и меня потом мучила бы совесть. «Лучше будет, – думал я, – если убьют меня, чем кого-то другого, а меня потом всю жизнь будет убивать совесть. Как я такое вынесу?»» .

Конечно, дело не только в угрызениях совести. Когда мы поддаемся себялюбию, то удаляемся от Бога. Мы как бы замыкаемся внутри себя, мы со всех сторон закрыты. В наших помыслах, в нашем сердце находимся только мы сами. А Господь, ценя нашу свободу, не может войти в наше сердце, потому что мы сами не пускаем Его. Нам нужно выгнать себя из своего сердца, чтобы вошел Господь. Об этом также рассуждает старец Паисий.

«Тот, кто думает только о себе, попадает в изоляцию и от людей, и от Бога – в двойную изоляцию – и Божественной Благодати не приемлет. Такой человек ни на что не годен. И посмотрите: ведь того, кто постоянно думает только о себе, о своих трудностях и тому подобном, в минуту нужды никто не поддержит даже по-человечески. То, что он не получит поддержки Божественной, – это ясно и так, но ведь и поддержки человеческой он не получит тоже! Потом этот человек будет искать помощи то здесь, то там, то есть он будет мучиться, чтобы найти помощь от людей, но не сможет найти ее. И наоборот: о том, кто не думает о себе, но постоянно, в хорошем смысле этого слова, думает о других – о таком человеке все время думает Бог. И потом другие люди тоже думают о нем. Чем больше человек забывает себя, тем больше помнит о нем Бог. Вот, например, в общежительном монастыре тот, в ком есть любовь, приносит себя в жертву, отдает себя другим. Думаете, остальные этого не замечают? И разве смогут они не подумать об этой душе, которая всецело отдает себя другим, а о самой себе не думает? И разве может не подумать об этой душе Бог?» .

Итак, давайте предоставим Богу думать обо всех наших нуждах, и крупных, и малых. А сами будем думать только о ближних. Это должно быть непреложным правилом без всяких исключений.

«Когда пойдешь к кому-либо, не ожидай, что они будут тебе очень рады, чтобы, когда примут тебя, возблагодарил ты Бога».

Вот это извечная проблема и в миру, и в монастыре: всем нам хочется, чтобы нас любили, чтобы с нами были ласковы. Авва Исайя предлагает простое решение этой проблемы. Когда ты идешь к какой-то сестре, не нужно ждать, что она очень обрадуется встрече с тобой. Может быть, она устала, расстроена, больна. Если ты ждешь, что тебя примут с радостью, то, скорее всего, ты разочаруешься. Но даже если сестра готова тебя принять радушно и ласково, то, из-за того, что ты ожидала особенного приема, тебе все покажется не так и ты уйдешь с огорчением. А если ты идешь, не ожидая ничего, тогда, как бы с тобой не обошлись, ты сохранишь мирное настроение.

Итак, первое правило – это не ждать и не требовать любви от других.

О втором правиле говорит афонский старец Порфирий Кавсокаливит:

«Давайте будем бескорыстно раздавать всем свою любовь, не обращая внимания на их отношение… Это эгоизм – желать, чтобы другие любезно с нами разговаривали. Пусть противоположное поведение не огорчает нас. Позволим другим разговаривать с нами так, как они чувствуют. Не будем просить любви. Наше стремление должно быть направлено на то, чтобы любить их и молиться за них от всей души. Тогда мы заметим, что все нас любят без всяких усилий с нашей стороны, без нашей просьбы о любви. Они будут любить нас свободно и искренне от глубины сердца, без насилия с нашей стороны. Когда мы любим, не стремясь, чтобы любили нас, тогда все будут собираться вокруг нас, как пчелы. Это действенно для всех» .

Кому-то это наставление может показаться трудноисполнимым. Кто-то скажет: ну как я могу раздавать любовь, если у меня ее нет? Мы можем воспользоваться советами преподобного Зосимы, которые он предлагал одной из своих сестер.

«Отец Зосима, преисполненный любовию к Богу и ближним, собственным примером, а также сказаниями и наставлениями своими более всего старался поселить в сестрах своего общежития мир, единодушие и любовь. И когда которая говорила ему: «Отче, за что она (называя имя) не любит меня? Что я ей сделала?» – «Кто тебе сказал, что она тебя не любит? – возражал старец, – твой собственный помысл, или враг диавол. Не верь этому!» – «Нет, отче, – говорила сестра, – уж не только все ее поступки и слова и обхождение со мною доказывают это, но и сердце мое слышит, что она не расположена ко мне». – «Ну хорошо, пусть правда твоя. Но выди в лес и закричи: «Друг мой! Возлюбленная сестра!..» – и отголосок будет отвечать то же. Закричи: «Дура, негодная!» и прочее, и отголосок будет такой. Поверь мне, что в соотношении душ, в общении духовном, сочувствие бывает, как верный отголосок. И так посмотри прежде в свое сердце: верно, есть в нем нерасположение. Следовательно, прежде свое сердце преклони к миру и любви, и уже непременно отзовется отголосок в душе сестры духовной». – «Что ж мне делать, отче? Я и сама не рада, что и мое сердце уже не лежит к ней». – «Нет любви? – продолжал старец, – делай дела любви. – Если знаешь, чего сестре хочется, отдай; если случится в чем прекословие, уступи; если она разгорячится, перемолчи и себя обвини, и прощения попроси. А более всего молись за нее, говоря: «Cпаси ее Господи и святыми ее молитвами помилуй меня грешную», – тогда непременно Господь даст тебе мир и любовь»» .

Как еще мы можем понуждать себя к любви? Посмотрим, что советует авва Исайя:

«Если зайдет к тебе брат-странник, имей радушное к нему лицо, приветствуя его, и ношу, какую он несет, сам понеси».

Подробнее об этом говорит старец Емилиан:

«Если придет посторонний брат в твой монастырь, то, когда ты приветствуешь его, лицо твое должно быть улыбающимся, приятным, светлым, должно светиться от радости. А если он несет что-то тяжелое, например чемодан, то ты сам перенеси это в келью, где он будет жить. Когда он будет уходить, вновь с улыбкой прощайся с ним, так чтобы он, уйдя, вспоминал о твоей заботе, о твоей любви и нежности. Пусть образ твоей любви останется с ним навсегда, куда бы он ни пошел».

Конечно, это поучение хорошо помнить не только в отношении гостей. Такими должны быть наши повседневные отношения друг с другом. Доставить другой сестре радость, послужить ей даже в какой-то мелочи – пусть без этого не проходит ни один день. Это должно стать для нас как бы привычкой, потребностью.

Не знаю, слышали Вы или нет, что у отца Андрея (Машкова) была, например, такая привычка – что-нибудь дарить всем, кто к нему приходил. У него и самого почти не было никаких вещей, но он просто не мог отпустить человека без подарка. Дарил ложки, которые сам вырезал, мог отдать собственное полотенце или солонку с солью.

В Троице-Сергиевой Лавре не так давно, несколько десятков лет назад, жил один монах, у которого была точно такая же привычка. О нем сохранились трогательные воспоминания:

«[Отец Павлин] любил что-либо обязательно дать человеку. Это была прямо болезнь старца Божия…

Вот, к примеру, он сидит за трапезой в братской столовой. Все кушают, что каждому подают. Суп, кашу, чай, сахар, иногда летом фрукты. Вот рядом с отцом Павлином сидит молодой иеромонах. Подали чай. Иеромонах, как и почти все делают, бросил свои три кусочка сахару в кружку с чаем, размешал и пьет. Смотрит – под его носом еще лежат три кусочка сахару. Откуда? Кто принес? Кто положил? Оглядывается, недоумевает. Отец же Павлин и виду не подает, сидит и пьет свой будто сладкий чай. А потом повернется к брату да тихонечко и намекнет: «А что это ты, братец, без сахару-то пьешь? Постишься?..»

Или вот идет он, согнувшись, из храма по дороге, встречается ему послушник: «Батюшка, благословите», – и протягивает сложенные руки. Отец Павлин благословляет и идет дальше. Послушник смотрит: что за чудо – в руках у него «откуда ни возьмись» три красивых конфетки. Как это старец ухитрился и благословить, и еще конфеты дать? Это уже его тайна. Значит, он заранее, увидев издали идущего послушника, полез в карман, достал конфеты, которые дала ему встречная старушка помянуть усопшую, и вот, благословляя, сунул их молодому брату, чтобы он не унывал, а немного развлекся этими гостинцами.

Вот является в его келию монах-студент. Пришел навестить старца, а главное-то – занес ему передачу с проходной. Какая-то землячка привезла старцу две баночки: одну – варенья малинового, а другую – грибов засоленных белых. Вот студент и принес их, чтобы отдать старцу.

«Э, брат ты мой любезный, – скажет вполне серьезно отец Павлин, – да ты совсем не по адресу попал. Здесь, на баночке-то, написано не Павлину совсем, а другому». – «Да нет же, батюшка, – протестует пришедший, – я сам читал, что это вам передали. Вот ведь здесь же и написано: отцу Пав… Пав… Пимену». – «Ну вот, вот, – оживляется старец, – я же говорю, что ты не по адресу попал. Неси-ка, братец, скорее это к отцу Пимену. Он как раз, слышно, что болен. Простыл, знать, и ему малиновое-то варенье кстати…» Отец Павлин уже успел подписать на баночке другое имя и торопит смутившегося инока отправить малину по новому адресу. Брат, благословившись, уходит и все недоумевает, как это он, студент Академии, мог спутать имена.

Какое это прекрасное занятие, какая дивная привычка – дать… «Блажени милостивии, яко тии помиловани будут» (Мф. 5, 7)» .

Нам, конечно, без благословения подарки делать нельзя. Но мы можем радовать наших ближних по-другому: отзываться на всякую просьбу, а еще лучше служить им без всякой просьбы. Например, ты видишь, что благочинная ищет церковницу, – предложи себя сама. Старец Емилиан говорит:

«Настоящий монах не может сказать «нет», потому что тогда его душа, совесть будут мучаться, и он не сможет уснуть. Такой отказ противоестественен в духовной жизни. То, что у тебя просит ближний, – это заповедь. И даже если он не попросил, но ты понял, что он в этом нуждается, ты обязан ему это дать, потому что ближний всегда выше».

Думаю, многие сестры охотно исполняли бы это правило, но их удерживает боязнь. Они думают, что если они решатся полностью отдать себя ближним, то может получиться так, что они никогда не будут успевать молиться, читать святых отцов – и их духовная жизнь разладится. По этой причине они редко соглашаются помочь той или иной сестре и еще реже предлагают помощь сами. Однако тем самым они губят самое основание своей духовной жизни. Не помогая другим, они вносят разлад в свою душу, в отношения с ближними и наконец отдаляются от Бога. Вот что пишет об этом старец Емилиан:

«Когда происходит разлад в отношениях между двумя или более людьми, эти люди не могут ни молиться, ни читать. Бог скрывается от взоров людей, когда потерян ближний… По этой-то причине авва Исайя и все отцы-аскеты как залог нашей любви к Богу, как основание и условие нашего единения с Богом и как опору существования духовной жизни, полагают ближнего… Все, что портит наши отношения, должно быть устранено, ибо это непременно расстроит и нашу связь с Богом».

Можно вспомнить в качестве примера подвиг одного простого монаха Троице-Сергиевой Лавры – отца Александра Кумачева. Он был в Лавре закупщиком, то есть закупал для братии одежду, продукты и все прочее необходимое для жизни. В это простое служение он вложил всю свою душу. Вот как вспоминает о нем один из его современников:

«Особенно трудно было отцу Александру справляться со своим послушанием в годы, когда везде и всюду ощущался недостаток самого необходимого (здесь речь идет о пятидесятых годах XX века, то есть о советском времени). Тогда отец Александр буквально сбивался с ног, чтобы только раздобыть что-либо для братии… Если где на рынке или в магазине ему поначалу не отпускали просимое, то он все это умел улаживать и так или иначе добивался своего.

«Рыжий, рыжий», – звали его молодые монахи, которые побойчее. Но отец Александр нисколько не обижался. Он и сам хорошо знал, что рыжее его и не сыщешь на всем свете. Его лицо расплывалось в широкой улыбке и как ни в чем ни бывало он мирно и весело беседовал с молодыми, которые так «вежливо» его величали.

Ведь вот бывает так в жизни. Иной человек и читает слово Божие, и ходит в храм не очень редко, и к людям будто бы относится по всем правилам христианской морали, а все-таки жизнь свою духовную как следует не может наладить. Все у него идет кувырком, все как попало да как придется. Словом, нет настоящей духовной жизни, дыхания благодати в его душе. А иной человек совсем «ушел» в других. Он как будто совсем собой и не занимается, мало и молится, и в храм редко ходит, и книг божественных мало читает, а вот живет не собой, а другими, отдает им все свои силы и страдает о них. Они совсем ему и не родные и не близкие, а вот в них вся его жизнь. И физически, и духовно он о них болеет, о них переживает, о них заботится.

Вот такого рода человеком и был отец Александр. Все его благочестие, вся молитва, все минуты жизни были посвящены как раз не себе, даже не своему духовному совершенствованию, а пользе ближних, заботе о них, об их здоровье, питании, одежде и прочем… Служение ближним заполнило всю его душу, взяло у него все силы, и… такой самоотверженный подвиг был Господом любовно принят» .

Мне хотелось бы, чтобы вы правильно поняли этот пример. Может сложиться впечатление, будто от нас требуется только служение ближнему, и совершая его, мы можем забыть о молитве, чтении, посещении богослужений. Нет, это, конечно, не так. Молитва остается нашим главным деланием. Но мы должны помнить, что никогда не сможем правильно молиться, если не будем усердно совершать служение ближним. И наоборот, когда мы искренне, с любовью служим, Господь дарует нам молитвенное преуспеяние даже среди самого суетного служения. Об этом говорит пример старца Силуана, который высоко преуспел в молитве, всю жизнь исполняя суетные послушания. Вот что пишет об этом сам старец:

«Многие монахи говорят, что эконому некогда молиться и что не может он сохранять душевный мир, потому что целый день приходится ему быть с народом. Но я скажу, что если он будет любить людей и помышлять о своих рабочих: «Любит Господь создание Свое», то Господь даст ему непрестанную молитву, ибо Господу все возможно» .

Основание духовной жизни – и для тех людей, которые только начинают ее, и для тех, которые имеют уже некоторый опыт, и для тех, кто достиг совершенства, – основание для всех одно: любовь к ближним. Мы должны понимать, что любовь – это не просто хорошие, радостные отношения. Любить – это значит служить, прощать, снисходить, терпеть. Настоящая любовь – это постоянное отвержение себя, своего «я».

У старца Емилиана есть очень меткие слова: «Ты живешь с пятьюдесятью братьями и должен найти способ с ними ладить и жить дружно. Это самая лучшая аскеза». И для нас с вами самая лучшая аскеза – дружно жить со ста пятьюдесятью сестрами, ладить с ними и служить им, не упуская ни одного случая проявить любовь.

О том же говорит старец Софроний (Сахаров):

«[Всё] начинается с самых простых поступков. Игумен говорит: «Принесите, пожалуйста, уголь на кухню». Вы насыпаете ведро и несете. И этот акт приготовляет вас к великому восприятию любви. А если вы не будете делать так, то не достигнете ничего… Теперь, когда мы полны страстей и греха, постепенно, через послушание, через служение другим, через проявление любви и терпения мы приготовляем себя к высшему состоянию» .

Любовь уже здесь на земле может сделать жизнь нашу раем. Все зависит только от нас. В заключение беседы хочу привести интересную притчу, рассказанную старцем Паисием Святогорцем.

«Как-то раз один простой человек попросил Бога показать ему рай и ад. И вот однажды ночью во сне этот человек услышал голос: «Пойдем, я покажу тебе ад». Тогда он оказался в комнате. Посередине ее стоял стол, за ним сидело много людей. На столе была кастрюля, полная еды. Но люди были голодны: они черпали длинными ложками из кастрюли, но не могли поднести ложки ко рту. Поэтому одни из них ворчали, другие кричали, третьи плакали… Потом он услышал тот же голос: «Пойдем, теперь я покажу тебе рай». Тогда он оказался в другой комнате, где стоял такой же стол с кастрюлей, и так же вокруг него сидели люди с длинными ложками. Однако все они были сыты и веселы, потому что каждый из них, черпая из кастрюли еду, кормил своей ложкой другого. Теперь ты понимаешь, как можешь еще в этой жизни ощутить рай?

Если в тебе есть любовь, доброта – ты ангел, и куда бы ни пошла и где бы ни находилась, вместе с собой несешь рай. Так, уже в этой жизни мы начинаем ощущать рай или ад».

Итак, сестры, давайте будем полагать любовь в основание всей своей жизни. В любой, самой незначительной ситуации будем всегда руководствоваться любовью, снисходить друг к другу, служить друг другу, жить друг другом. Тогда вся наша жизнь в каждый ее миг будет духовным подвигом, который и в земной жизни принесет нам великую радость, и в грядущем возведет нас к вечным Небесным благам.

Игумения Домника (Коробейникова)

Александро-Невский Ново-Тихвинский монастырь. Екатеринбург (http://www.sestry.ru/church/)

Использованы фотографии с сайта монастыря

1. Старец Силуан, жизнь и поучения. М.: Воскресение; Минск: Университетское; Новоказачье, православная община, 1991. С. 337-338.
2. Творения иже во святых отца нашего Святителя Игнатия, епископа Ставропольского. Аскетические опыты, т. I. (Репринт. изд.) М.: Издательство Сретенского монастыря, 1998. С. 279.
3. Старец Иосиф Ватопедский. Слова утешения: Беседы о духовной жизни и о монашестве. Богородице-Сергиева Пустынь, 2005. С. 180.
4. Протоиерей Григорий Дьяченко. Уроки и примеры христианской любви. Опыт катехизической хрестоматии. М.: «Паломник», 1998. С. 72.
5. Игумен Марк (Лозинский). Отечник проповедника. 1221 пример из Пролога и патериков. Сергиев Посад: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1997. С. 208-209.
6. Старец Зосима Верховский. Жизнь и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. В 2-х ч. Ч. 2. (репринт. изд.) М.: «Паломник», 1994. С. 24-25.
7. Старец Зосима Верховский. Жизнь и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. В 2-х ч. Ч. 2. (репринт. изд.) М.: «Паломник», 1994. С. 29.
8. Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. Т. II. Духовное пробуждение. Суроти, Салоники, монастырь святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; М.: Изд. Дом «Святая Гора», 2001. С. 205.
9. Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. Т. II. Духовное пробуждение. Суроти, Салоники, монастырь святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; М.: Изд. Дом «Святая Гора», 2001. С. 210-211.
10. Старец Порфирий Кавсокаливит. Житие и слова. Малоярославец: Издание Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря, 2006. С. 270-271.
11. Старец Зосима Верховский. Жизнь и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. В 2-х ч. Ч. 2. (репринт. изд.) М.: «Паломник», 1994. С. 31.
12. Архимандрит Тихон (Агриков). У Троицы окрыленные. Воспоминания. Ч. 1-2.Сергиев посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра; Пермь: православное общество «Панагия», 2000. С. 305-307.
13. Архимандрит Тихон (Агриков). У Троицы окрыленные. Воспоминания. Ч. 3. Сергиев Посад: издательство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. С. 175-177.
14. Старец Силуан, жизнь и поучения. М.: Воскресение; Минск: Университетское; Новоказачье, православная община, 1991. С. 375.
15. Архимандрит Софроний (Сахаров). Духовные беседы. Т. 1. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; М.: «Паломник», 2003. С. 226-227.